Шрифт:
У двух третей дворов коровы были, но из-за бескормицы каждая третья корова ежегодно оставалась яловой (люди не получали никаких кормов для своего скота).
При этих обстоятельствах кормильцы всего населения сами вынуждены были жить и работать впроголодь.
Они были худы, истощены, слабосильны. Многие часто болели.
Одеты колхозники были буквально в тряпьё, в лохмотья: в худых рубахах и штанах, в мешковине, в обносках одежды и обуви, оставшейся ещё от нэповских времён. С каждым годом колхозной жизни одежда и обувь колхозников все ухудшались.
Зимой колхозники мёрзли без дров, без отопления.
Крыши хат были из гнилой, почерневшей соломы. Даже солому земледельцы не могли получить из колхоза в достаточном количестве. Многие крыши протекали.
Во время посещений, при виде нищей колхозной деревни, голодных, в отрепьях, людей–мучеников, сердце щемило от жалости…
Невольно напрашивалось сравнение. Колхоз это — некрасовская, крепостная, так ярко описанная поэтом, деревня: «Нееловка», «Разутово», «Знобишино»…
Сельские интеллигенты — учителя, врачи, агрономы — постоянно проводили ту же аналогию. В разговорах студентов, выходцев из деревни или наблюдавших колхозную деревню, употреблялось это же сравнение.
Учащиеся старших классов городских средних школ, которых нередко посылали на каникулах в колхозы для сельскохозяйственных работ, — тоже высказывали это сравнение колхозной деревни с крепостной деревней, описанной Некрасовым. Многие ученики–горожане возвращались из колхозов с резко антисоветскими настроениями.
В 1941 году мне в Болотном пришлось встретить одного случайно попавшего в те края столичного жителя, коренного москвича, который родился и вырос в столице, а деревню до тех пор видел только из окон поезда, мельком, издалека. Рассказывая о своих деревенских впечатлениях, он закончил их так: «Повидал я за последние месяцы много колхозных деревень в этих краях. И подумал: да ведь это та деревня, о которой я читая в стихах и книгах Некрасова»…
О своей партийной принадлежности рассказчик умолчал, хорошо зная отрицательное отношение к коммунистам колхозников и беспартийной интеллигенции. Но судя по тому важному посту, который он занимал, можно уверенно сказать, что он был членом партии, коммунистом. Даже коммунист, когда он говорил откровенно, не мог определить колхозную деревню иначе, назвав её так же, как и другие наблюдатели: это — некрасовская крепостная деревня наших дней…
Колхозники испытывали беспросветную нужду, нищету и голод, мучились в «колхозном аду», как они называли свою жизнь.
А в это время им уши просверлила и глаза намозолила назойливая, лживая, наглая коммунистическая пропаганда о «колхозном рае», о «зажиточной жизни колхозников»…
Все стены сельских учреждений Болотного — сельсовета, колхозного правления, почты и колхозного клуба — были завещаны плакатами и лозунгами о «гигантских успехах социалистического строительства», о «самом передовом, социалистическом земледелии», о «колхозном изобилии и зажиточной колхозной жизни», о «благодарности колхозников товарищу Сталину за счастливую жизнь»…
Почти вся библиотека в колхозном клубе, все газеты и журналы, разложенные там на столе, были посвящены той же теме: Гром победы раздавайся! Ты-ж, колхозник, трудись, постись и веселись, ибо, как сказал тов. Сталин, «жить стало лучше, жить стало веселей!..»
Иногда вечером посмотрят колхозники кино в клубе. Показывают картины о колхозах — по сценариям Шолохова, Ерусалимского и прочих изготовителей «колхозного сиропа». В картинах вставные песенки: Джамбула, Дунаевского, Лебедева–Кумача и других придворных трубадуров.
Картины показывают, как плохо будто бы жилось крестьянам до революции; даже сибирским земледельцам и казакам России… И как хорошо стали они жить в колхозах. Бывшие донские казаки теперь даже во сне все время улыбаются, видя счастливую колхозную жизнь… Колхозники в кинофильмах только тем и заняты, что устраивают пиршества, пьянствуют, поют, танцуют, веселятся… И декламируют: «Жить стало лучше, жить стало веселей!..»
В одной кинокартине колхозники устраивают соревнование в обжорстве: кто из них съест больше пельменей. Каргина показывает колхозников, которые не могут справиться с горой пельменей в своих мисках и… выбрасывают пельмени под стол…
— Жаль, что адреса этого колхоза не указано. А то мы бы отправились туда: подбирать пельмени под столами, — иронизируют колхозники Болотного после просмотра картины…
Послушают колхозники радио в клубе. А оттуда, под гармонику, раздаются разухабистые, так называемые «колхозные частушки»:
Растяну гармошку шире, Пусть девчата подпоют, Чтоб узнали во всем мире, Как колхозники живут! «До чего весел стал свет», — Говорит колхозный дед: «Как у нас, на свиноферме, Во колхозной во деревне, Свиньи слушают кларнет. Радиолы только нет»…