– Ну? – спросил Малахит, когда шум харчевни отдалился, и они остались вдвоём. – Что случилось?

Квакушка выбралась на плечо, радостно квакнула, приветствуя Рыбака, но тот лишь сморщился, как печёное яблоко, и побледнел сильней. Однако шесть лет назад, в день, когда впервые просил помощи, он выглядел куда хуже: белый, точно простокваша, весь трясётся древним старцем… Ещё бы. Такая хворь напала на любимую дочурку. Малахит её тогда еле спас.

Он отлично помнил десятилетнюю, рыжую кроху с глазами в пол-лица и то, как радовался её спасению. С тех пор девчонка поднялась справной девушкой и помогала батюшке наравне с работницами.

«Да только сегодня я её не видел», – вдруг понял Малахит. Нахмурился и ступил к Рыбаку ближе:

– Что-то с дочкой опять? Говори!

Харчевник вздохнул. Медленно, через силу, начал:

– Вчера к нам гости заглянули, господин. Да не простые… Царевич Златоцвет со свитой. Одет просто, да я его всё равно потом признал. Никогда ведь к нам на окраину не заглядывал, брезговал…

«Так», – Малахит стиснул зубы, начиная понимать.

– Желана им сама прислуживать стала. Не углядел я их сразу, другую девку не направил, а надо было… – тем временем, горестно продолжил Рыбак. – Царевич её подметил, всё с собой усадить пытался. Понравилась, мол, очень… Красавицей даже называл… А потом щедро денег отсыпал. И сказал, что вернётся.

Голос Рыбака сошёл на нет. Плечи печально опустились.

– Сейчас она где? – скрежетнул Малахит.

– У себя сидит со вчерашнего, я ей так наказал. Сама напугана. Но не может же она вечно взаперти сидеть?

– Не может, – согласился Малахит. В голове метались светлячки мыслей.

Он отлично знал вкусы брата. Того, кто больше всего на свете любил рыженьких девок, чьи волосы напоминали ему обожаемое пламя. Того, кто не знал слова «нет», и всегда получал всё, что хотел. И слухи о нём ходили очень нехорошие.

«Гори, гори ясно, чтобы не погасло…» – голосом Златоцвета прозвучало в сознании, а потом раздался смех. Малахит поморщился.

– От меня-то ты чего хочешь? – спросил он, уперев тяжёлый взгляд в Рыбака.

Ответ был ожидаем:

– Дай оберег, господин! – умоляюще вскинулся харчевник. – Отворот какой сделай, чтобы про дочку мою думать забыл! Помоги, а уж я отплачу!

«Нет, Рыбак. Такого не умею. Зато по-другому могу», – подумал Малахит, чувствуя, как портится настроение. Не хочется, ой не хочется идти к Златоцвету! Но надо.

Жалко ведь девку. Пропадёт.

– Не волнуйся, помогу. Всё будет хорошо, – сказал Малахит, чеканя слова.

И, не слушая слёзных благодарностей, споро пошёл к выходу. Чем скорее он разберётся с неприятным делом – тем лучше.

Это как кость вправить – нужно лишь немного перетерпеть. Рвануть правильно, посильней – и всё.

«Гори, гори ясно…» – издевательски пропел Златоцвет в памяти.

Похоже, скоро он услышит эту песенку вживую.

***

В хоромах, что облюбовал себе наследник царя, было душно и светло от огней. Зато пахло, как в самом сумрачном и грязном кабаке среди ночи: пивом и вином, плотскими утехами и потом.

Проникнуть туда просто так не удалось: сперва пришлось разговаривать с охраной, и лишь позже, когда люди Златоцвета получили разрешение, Малахита наконец-то впустили внутрь. Вскоре, на подступах к спальне, он услышал переливчатый женский смех и пение. Похоже, сегодня брат заказал непотребную девку из весёлого дома.

«Двух», – поправил себя Малахит, но понял, что ошибся, когда бесшумно вошёл в открытую резную дверь.

– Гори, гори ясно-о-о… чтобы не погасло-о-о…

Царевич возлежал с тремя распутницами, что жарко обвивали его руками, ногами и волосами. Казалось, он вот-вот утонет в водопаде этих длинных, огнистых волос всех оттенков рыжего: лисьего, осеннего, пламенного…

«Пора спасать», – усмехнулся Малахит и громко, со всей силы, захлопнул дверь.

Девки тут же взвизгнули, прекратив ласкать своего господина. Вытаращились на мрачного гостя, что старательно обходил их взглядом.

– Чего тебе? Зачем явился? – спросил Златоцвет, сморгнув с глаз пелену похоти, и не спеша сел среди вздыбленных простыней. Прикрываться он не собирался. Так и сидел, как был, – распалённый, голый. С тем же брезгливо-насмешливым выражением на лице, что всегда возникало у него при виде брата.

– Я пришёл предупредить, – ровным голосом произнёс Малахит.

Златоцвет прищурился.

– Что? Никак, шутишь?

– Забудь о девочке из харчевни. Она под моей защитой.

Златоцвет моргнул. Потом расхохотался, резко откинув голову. Аж волосы, золотистые, как летний одуванчик, и яшмовая серёжка в правом ухе затряслись.

– Неужто сам её хочешь? Правда-правда? – отсмеявшись, ехидно спросил Златоцвет.

Малахит не ответил. Духота покоев давила со всех сторон, а оживший в глубине нутра гнев мало-помалу набирал силу.