Шрифт:
– Хотя о чём это я? Ты же у нас особенный, – усмехнулся царевич и, взяв со столика у кровати кубок, отхлебнул вина. – Валяешь только кикимор и болотниц. Верно ведь, Малахольный?
Девки хихикнули от этих слов. Завозились, украдкой демонстрируя спелые, жемчужно-розовые тела, выученно изгибаясь покрасивей. Дразня. Клюнет – не клюнет?
– Желана под моей защитой, – невозмутимо повторил Малахит. – Я спас её в детстве и поставил отметину: тронет кто без согласия – мигом обессилит по мужской части. А ведь ты не хочешь стать хозяином дохлого червя. Верно, Ядоцвет?
Малахит улыбнулся тени, что мелькнула на лице брата. Поймал рукой комара, что залетел в открытое окно, и, небрежно сдув его с пальца, обратил в десяток таких же. Непотребные девки запищали, зашлёпали ладонями по голой коже, спасаясь от укусов.
– Ну так что, братец?
В чёрных глазах Златоцвета полыхнуло. Насмешки исчезли.
– Не нужна мне твоя дура! – выплюнул царевич. – Катись в болото!
– Вот спасибо, добрый молодец, – ответил Малахит, отвесив ему низкий шутливый поклон.
И, уже уходя, спиной чувствуя летящие в спину лютые взгляды-кинжалы, не утерпел: шевельнул пальцем и усмехнулся, когда Златоцвет, стремясь залить горечь поражения, отпил из кубка не вино, а тинистую воду.
Звуки рвоты, площадная брань.
Тихий писк комарика у самого уха.
Малахит вышел на свежий вечерний воздух. Вдохнул полной грудью. И, наконец, расслабленно улыбнулся.
Всё оказалось не так уж плохо.
ГЛАВА 2. КОСТЯНИКА. Пропавший мальчик
В загаженном переулке прошуршали и стихли неверные шаги. Метнулась из тайного гнезда потревоженная побирушка-крыса; жалостно звякнув, прокатилась пустая бутыль, брошенная пьяницей, а после наступила тишина. Пусто, ни единого человека.
«За дело», – приказала себе Костяника, остановившись.
Время поджимало.
Не обращая внимания на смрад и грязь, она присела на корточки, прошептала скороговорку вызова, а затем достала костяной нож. Аккуратное, короткое движение – и по тонкому пальцу сползла капелька крови. Капнула ровно в серёдку теней, сгустившихся у её ног. Впиталась в чёрную глотку нечистой твари.
– Чего хочешь ты? – вкрадчиво прозвучало в ушах, и тени, словно собачьи языки, игриво лизнули её сапожки. – Злата-серебра? Шёлка-парчи? Не томи, красавица, не молчи…
Костяника сердито тряхнула головой. Поправила шапчонку, что скрывала её рыжие волосы, и украдкой тронула мешочек оберега – драгоценный подарок от Ягыча.
Уж не первый раз призывает Гадюшника, а всё не может привыкнуть. Липкий он какой-то, противный.
– Надо ребёнка найти, – просто ответила она и, вытащив из кармана, положила к теням игрушку – расписного, трёхцветного петушка из дерева. – Пока поздно не стало.
Это был уже третий пропавший мальчик. Двух мёртвых, со следами чьей-то жестокости на телах, уже отыскали, подброшенных, седмицу назад, оплакали и похоронили – так рассказали Костянике, которая явилась в город по своим делам. А потом решила разыскать злодея.
Гадюшник выпустил чёрную пятерню. Обвил ею игрушку и, повертев так и сяк, вернул на место.
– Ну, ответь! – не выдержала Костяника.
– В одном подвале сидели дети, – прошелестел ответ. – Несчастней не было на белом свете…
– Где этот подвал? Покажи!
Тени свернулись в тугой клубок, дрогнули и вытянулись, воплощаясь в юркого ужа. Удар сердца – и он метнулся из переулка. Костяника, вскочив, за ним.
Вечерело, народ разбредался по домам. Стягивался к замызганной площади, на которой сегодня ожидалось выступление заезжих скоморохов. Беда бедой, а веселье для горожан никто не отменял.
Так что никто не удивлялся девчонке, что, петляя, бежала по улицам за теперь полупрозрачной тенью. Костяника и сама умела быть шустрой и неприметной. Воровское детство научило.
Вскоре они остановились у одного домишки близ торговых рядов. Костяника осторожно выглянула из-за его угла и прищурилась, увидев, куда указала ей теневая змейка. Там, покачиваясь на ветру, над самым входом висела дощечка-вывеска с румяным кренделем в сахарной глазури.
«Лавка лакомщика», – поняла Костяника. И прищурилась сильней, когда на крыльцо вышел улыбчивый мужик с лотком сластей, который висел на ремне, обнявшем его шею. Сам хозяин, что, видно, тоже спешил на выступление.
Закрыв дверь на засов, лакомщик двинулся по улице. Судя по всему, настроение у него было отменным: то песенку мурлычет, то ласково приветствует прохожих, что попадаются навстречу. Прямо сахар-медович.