Планктон. Это мельчайшие живые существа — растительные и животные. Они растут ни на чем, никуда сами по себе не плывут, они как бы парят в воде и передвигаются по воле течений. Поэтому и называются «планктон» — по-древнегречески «парящий».

— Жаль, на уху ничего не попалось, — вздохнул Иван Дмитриевич.

— Будет и на уху, — улыбнулся Петр Петрович, вытряхивая из сетки последних рачков. — Раз эти вкусные блюда занесло сюда, значит и рыбы не должны отстать.

Петр Петрович унес банки с планктоном в свою палаточную лабораторию. Сбросил со столика нанесенный снег, чуть обогрел под меховой курткой красные озябшие руки и принялся рассматривать под микроскопом уже засыпающую на морозе живность.

Зябко зашуршала шелком палатка. Опять подул ветер. Петр Петрович поглубже надвинул шапку, потеплее запахнулся. Улов большой, работы хватит до утра.

Вокруг было столько неизведанного, требующего своего открытия, что им всем катастрофически не хватало времени.

«Мы не замечаем, как бегут дни, — писал Иван Дмитриевич в дневнике. — Солнце одинаково светит нам круглые сутки. Наступление вечера угадываем по общей усталости и зверскому аппетиту».

* * *

Ночью проснулись от неясного скрежета. Казалось, скрипело где-то здесь, под палаткой. Натужно, с жестким хрустом. Временами слышались глухие удары, и льдина гудела долго, потревоженно.

Лежали насторожившись. Сразу вспомнилось, что под ними земли нет.

Петр Петрович встал.

— Пойду посмотрю.

На «улице» было тихо. Лагерь окутывал туман. Солнце не проглядывало. Петр Петрович прислушался. Ничего. Значит, звуки шли по льду, издалека, а палатка, как резонатор, усиливала их. Прошел дальше. Удивительно спокойно. Но ведь где-то что-то происходит! Оглянувшись, вдруг увидел, что лагерь потонул в гуще тумана. Еще немного, и совсем потеряется. Кругом лишь эта белесая гуща, все скрывшая, бесконечная. Петр Петрович вернулся.

Наутро, когда туман поредел, пошли обследовать льдину — хотя она и крепкая, но доверять ей нельзя. Соседних полей они совсем не узнали. За ночь льды переместились. Перед ними были другие льдины, другие навалы торосов. Узкая трещина, которая сопровождала их от самого полюса, расширилась, до ближайших льдин было метров двадцать тихой черной воды.

— Значит, мы на плавучем острове, — уточнил Эрнст.

Пока льды разошлись. Что-то будет, когда они начнут сходиться…

Вместе со всей массой льда их льдина дрейфует на юг, вдоль Гринвичского меридиана, отклоняясь то к западу, то к востоку, в зависимости от направления ветра. Существовавшее предположение, что льды у полюса движутся по кругу, не оправдалось. Не оправдалось и предположение о неизменности погоды у полюса, о существовании над полюсом постоянной шапки высокого давления. Здесь, так же как и над материками, проходили циклоны.

«Многим мы «насолили», — посмеиваясь, записал Кренкель, — особенно синоптикам. Отмечая на карте состояние погоды, они все непонятные циклоны и антициклоны вдохновенно засылали на полюс. Полюс улыбался и молчал».

А на льдине — только что была пурга, и опять мокрота! В воздухе не то туман, не то дождь. Под ногами серая каша, в нее проваливались по колено. Куда девался скрипучий, искрящийся на солнце снег! Одежда мокрая, сапоги тоже.

Снежные дома обтаяли, покосились, с кружевных стен и потолка слезинками стекает вода. Перед самым обедом, не выдержав жара примусов и тепла незаходящего солнца, завалилась снежная кухня. Со звоном попадали кастрюли, миски, кружки. Когда Иван Дмитриевич с Эрнстом подбежали, перед ними была уже снежная груда. Из-под нее выглядывало поверженное кухонное хозяйство. Где-то под слоем снега, под приземистой кастрюлей, на удивление всем, подавал голос непогасший примус. Пришлось все вытаскивать из-под снежных руин и переносить в белую парусиновую палатку.

— Ножи, ложки — ничего не пропало? — беспокоился Иван Дмитриевич.

— Все тут, — яростно отбрасывая снег, чертыхался Кренкель. — Надо же, взяла и завалилась!

В палатке теснее, чем в снежной кухне, но постепенно всему нашли место. Сами кое-как устроились вокруг крошечного столика. Только восемь ног никак не хотели влезать.

Дежурный по кухне Эрнст. Он гордится тем, что кормит всех и духовной, и физической пищей. Кулинар он, как и остальные, пока неважный, поэтому обед без затей. Но все, изрядно проголодавшись, ели и похваливали.

Хорошо, когда есть ледовые холодильники! (И. Д. Папанин достает из ледника замороженную рыбу.)

Завалом снежной кухни разрушения в лагере не ограничились. Вокруг палаток снег оседал, отваливался кусками. В машинное отделение неожиданно нашла вода — не пресная, талая, а соленая, морская. Расчистив снег, Иван Дмитриевич обнаружил трещину — старую, смерзшуюся. Она проходила как раз под мотором, и случись ей разойтись… Мотор пришлось вытащить и установить на нарте. Видно, пора было все самое необходимое переводить на «кочевое» положение.