– Есть.

– Так чего мы другое расходуем?

– Он не работал ни секунды. Любая экспертиза подтвердит. У меня тоже нет доверия к водке, я и хотел спасти мужиков, но вначале нужно начать с небольшого. О! Как раз: "Не спеши на поезд счастья". Морально-этическая рубрика. Вот Кирсеич спешит, почему? Он боится умереть, это напрасно.- Он притормозил, вчитываясь: - "По заслугам. Это научит кой-чему дезертиров". Вообще какая жестокость должна быть у того, кто может даровать вечную жизнь? Естественно, земную.

– Ты хоть какие-нибудь цветочки рисуй, узоры, домики, людей,- сказал я, видя, что паутина голубых линий начинает оплетать простенки, иногда и пробегает по низкому потолку.

– Я подчиняюсь неосознанному зову,- отвечал Евланя.- Куда ведет, туда и двигаюсь. "Молодежное кафе: рентабельность или отдых?", "Будни следователей", "Вторая жатва Кубани". Вот куда выводит.

– Но это же все равно замкнутое пространство. Ты же не Лобачевский, в избе не будет треугольника с тремя прямыми углами.

– Иди порисуй,- попросил Евланя.- А то я плохо на ходу думаю. Ты походи, а я подумаю, давать Кирсеичу вечную жизнь или нет.

– Ну и дай, подумаешь, дело. Тут и думать нечего, ходи пока сам дальше, я закуску готовлю. Но ты обязан мне ответить как честный человек, как другу: я понимаю, зачем самогонный аппарат, но осы, пчелы?

– Вывожу новую породу. "Оживший вулкан", "Спасибо тимуровцам". Так давать вечную жизнь Кирсеичу или нет?

– Дай.

– Да мне не жалко. Но почему именно ему? "Почему береза белая?", "Поддержите нас культшефством". Только оттого, что он рядом со мной?

– Дай себе.

– Я уже вечный. "В лесу не осталось ни бревна", "Папа, мама и завод". А тебе дать?

– Нет уж, спасибо. Хватит нам вечного жида и Ларры. Потом, это же пытка - захоронить всех своих родных, видеть исчезновение родов. Нет уж. Вообще надо, чтоб менее выносливые мужчины отчаливали раньше женщин.

– А как твою хозяйку зовут?

– Да я еще и толком-то не понял. Не ходи вокруг да около. То есть буквально - ходи, рисуй, но на словах не откручивайся. Итак, первое: осы?

– Отвечу враз. Походи за меня. Обмотай только чем-нибудь, а то гнется. О! "Нет заботы о коне", "Письмо позвало в дорогу".

Я взял у него стержень и стал рисовать, слоняясь вдоль стен. Евланя передохнул.

– Это просто. Ты уже понял, что есть такая порода людей, что чем больше лет, тем больше обижены. Почему? В обиде, что им не воздали по заслугам, хотя за что боролись, на то и напоро-лись.- Он закинул ногу на ногу.- Таков Кирсеич. Я его изучаю и, как ты понял, даровал ему вечность. Он пока этого не знает и пишет новую жалобу. Судя по работоспособности стержня, возможности Кирсеича практически неограниченны. Кстати, в том письме он забыл, он обычно не забывает, указать, что я собираюсь жениться на Маше-нищенке, загнать ее в могилу и завладеть ее богатством.

– Она богата?

– Баснословно! Так вот: все дело в несоответствии пространства и времени. Хоть мы и пели в детстве: "Мы покоряем пространство и время", время нам не подчинилось. Пространство можно покорить, но на это уходит время - мы стареем. И еще - можно заниматься враз одним, редко двумя-тремя делами, о возможности Цезаря одновременно говорить, писать, диктовать, читать, пишут уже много веков нашей и не нашей эры. Но ведь это дела одного порядка. Если бы он в это время копал овощехранилище, собирал грибы, катался на лодке - и все это в данную единицу времени, тогда... тогда - да. А так!.. Вот, зараза, стержень не кончается,- возмутился он, жалея мое хождение по избе. Сменил положение ног и продолжал: - Дело в несоответствии общего времени и каждого данного человека. Кирсеич напрасно думает, что я не ищу пользы обществу. Ищу! Не жалобы же писать. Разве это профессия пенсионер-писец? Надо конкретные предложения. Вот мое: экономика следствие морали. Согласен?

Кружение мешало слушать, тем более я запинался за прогоревшую от утюга яму. Я сел и стал просто чертить разные спирали на обоях возле стола.

– Я вывел формулу, близкую к закону. Есть законы природы, и есть законы общества. Одни открывают, другие приказывают. Надо совместить желаемое общества с возможностью природы. Это в идеале. А путь к нему формула.

– Одна моя знакомая женщина вывела формулу вечного в бесконечном, и ей за это ничего не было.

На этих словах стержень исписался. Евланя взглянул в окно на солнце.

– Час с копейками,- определил он.

– Значит, четырьмя стержнями он может писать непрерывно пять часов?

– Надо же и точки ставить, и думать, о чем писать. Дня на три ты его вооружил. То, что жалобу пишет, плевать, но пчел своих забросит. Он их от моих охраняет. Теперь скрестятся. Начнем читать хиромантию двухлинейного движенья,- сказал Евланя, вставая и потирая онемев-шую спину.- Вечность вечностью, но как-то забывается, что и радикулит вечен. А мы еще вчера с тобой на сырой земле лежали. Спасибо бабе Мане.