Когда подошла моя очередь, то я купил билеты до Москвы на поезд, отправлявшийся вечером в пятницу после занятий. Поезд шел чуть больше суток. Это значило, что после обеда в субботу я буду в Москве.

Обратных билетов на воскресенье не было, пришлось брать на вечер понедельника. За билеты, представляющие из себя небольшой коричневый картонный прямоугольник с перфорацией и отверстием посередине, я заплатил двадцать два рубля в оба конца.

Договорившись со старостой группы, которая обещала меня прикрыть и поделиться лекциями за понедельник, я сообщил Ба, что мне срочно нужно в Москву.

Я ожидал, большого количества расспросов с ее стороны, но она сходила на рынок и по случаю моей поездки наготовила мне еды в дорогу.

— Ты к тете Нине намереваешься нанести визит? — бабуля иногда использовала такие устаревшие формы предложений, что я иногда терялся.

— Ба, если будет время — обязательно заскочу, мне кажется, что не успею нанести визит, как ты говоришь.

— Хорошо, запиши ее телефон на всякий случай, — она извлекала из недр кухонного буфета небольшую записную книжку с кожаным переплетом.

Я записал себе номер.

— Ты не беспокойся за меня, я уже взрослый.

Она лукаво посмотрела на меня иронизируя над моим возрастом

— Ты смотри там водку с мужиками не пей,взрослый, в карты ни с кем в поезде не играй. Там одни карточные шулеры ошиваются, — строгим голосом предупредила бабуля.

— Хорошо, Ба. Все понял. Есть, не играть, водку не пить. В окошко смотреть можно?

— Шалопай. Дед велел тебе на дорогу двадцать пять рублей выделить, — она открыла кошелек с хромированными зажимами, похожими на короткие проволочные антеннки, с небольшими шариками на концах, достала и протянула мне новенькую хрустящую купюру

— Спасибо, что вам привезти из Москвы?

— Мне ничего не надо, Максимка. Присмотри себе что-нибудь.

— Понятно, значит тебе — московские конфеты. А что деду?

— Привези ему финский сервелат. Он любит, — голос бабушки смягчился, наполнился бархатом и теплом.

Вот бы, все люди на Земле, так любили и берегли бы друг друга. Мой дед с бабкой были очень трогательной парой, и я их обожал за это.

Поезд дальнего следования подали на перрон по расписанию, за тридцать минут до отправления.

Для меня всегда оставалось загадкой для чего часть перрона была устроена в виде эстакады, которая шла на одном уровне со входом в вагоны. Другая же часть была ниже шла на уровне колес. В первом случае можно было зайти в поезд прямо с платформы, а во втором нужно было карабкаться по ступеням лестницы.

Казалось, что МПС СССР так наказывало пассажиров, за провинности, известные только чиновникам Министерства Путей Сообщения.

Я как раз попал в эту категорию. Нумерация вагонов начиналась хвоста поезда.

Билет был в предпоследний пятнадцатый вагон, так что мне пришлось чапать по перрону почти до самого конца.

Самые шустрые из мои соседей по плацкартному вагону уже столпились возле входа в вагон, ожидая, пока угрюмая толстозадая проводница опустит ступеньки.

На зеленых боковых стенках вагона шли четыре горизонтальные волнистые полосы — ребра жесткости.

Она стояла внутри вагона у открытой двери и держась за ручки вглядывалась в сторон вокзала — ожидала отмашки на посадку.

Народ суетился у поезда уже суетился. Кто-то стоял, переминаясь с ноги на ногу, а кто-то, с сумками и чемоданами в руках, только подходил к вагону, переходя с бега на семенящий шаг.

Пассажиры боялись опоздать, ведомые вечным страхом увидеть последний уходящий вагон, они торопились присоединиться к группкам у дверей.

Кто–то закурил прямо в толпе и сладковато-терпкий запах табака ударил мне в нос.

Мне не хотелось вдыхать дым недорогих сигарет вперемешку с запахом чего-то пряного, витающего в то ли ещё дневном, то ли уже в вечернем воздухе. И я отступил на пару шагов.

В прошлой жизни я много курил. Со школы. А потом просто завязал. Мне перестал нравится сам процесс и все, что с ним связано.

Многие мучаются годами и не могут бросить. Я же избавился от этой дурацкой привычки за один день. Просто перестал курить.

Наконец проводница разглядела что-то вдали, перевела рифленую железную платформу в тамбуре из горизонтального в вертикальное положение и опустила подножку со ступенями вниз.

Из репродукторов донеслось невнятное шипение, подражающее голосу, и люди рассыпанные как горошинки по платформе поспешили занять свои места.