Улицы освещались электрическими фонарями, но в подворотнях было темно. Я заметил существенную разницу между Москвой восьмидесятых и Москвой две тысячи двадцатых. Сейчас не было той самой завораживающей красивой подсветки, что, впрочем, не делало город менее уютным.

Наша темная «заброшка», с осыпавшейся местами штукатуркой, молчаливо наблюдала своими забитыми досками окнами-глазницами за редкими прохожими.

Мы вошли во двор тем же путем что и ранее и вошли в подъезд.

Я остановил Костю, преградив ему путь рукой и приложил указательный палец к губам.

В здании кто-то присутствовал. Показалось, что я услышал, как где-то наверху потрескивает костер. Сквозняк принес слабый запах горящего дерева. Запахло дымком.

— Бомжи, что-ли в забрались? — на ухо мне шепнул Костя.

Пожав плечами я, как кошка, стал крадучись подниматься вверх по ступеням вглядываясь в темноту лестничной площадки.

Глаза привыкли к темноте и слабый свет с улицы пробивался сквозь щели. Его было достаточно, чтобы видеть перед собой.

Костя шел сзади. Поднявшись на второй этаж я заметил, что дверь квартиры, откуда я вел фотосъемку приоткрыта, а на стенах играют отблески огня.

Я рывком открыл дверь переживая, что кто-то устроил пожар и мой тайник с фотоаппаратом и главное пленками сгорит.

Но тут же понял, что мои опасения напрасны.

Это был небольшой костерок из паркета. Огонь горел в топке старой голландской печи с изразцами, которая стояла в углу одной из трех комнат квартиры.

Вероятно, раньше это помещение служило гостинной. Дым уходил вверх и всасывался сквозняком в канал ведущий в общий дымоходный стояк.

Перед этим импровизированным очагом, спиной к нам, сидел человек. Я видел только его худые плечи, одетые в старое потертое пальто с диагональными елочным узором и большую нечёсанную шевелюру на голове.

— Проходите, господа! Чувствуйте себя как дома. Вам здесь рады.

Произнес человек не оборачиваясь к нам.

— Охренел? — проревел у меня из-за спины Костя, — господа все в Париже! Ты тут сейчас всё спалишь к чертям собачьим! Туши давай! Или я сейчас пожарных вызову!

Он подался вперед. Но я опять его остановил рукой.

Мне показалось забавным это обращение и я хотел получше рассмотреть человека.

Будто читая мои мысли, он обернулся. Я увидел лицо заросшее бородой. Его волосы были длинными и спутанными из-за отсутствия ухода.

Засаленная черная борода скрывала небольшой рот с тонкими губами. Живые глаза бездомного за тусклыми линзами очков, видавших виду, светились интересом к нам и верой в лучшее будущее.

При этом его темная кожа была сухой и обветренной, что говорило о том, что он проводил много времени на улице и кроме прочего, скорее всего, употреблял денатурат. Если бы не очень глубокие морщины и мешки под глазами, то на вид ему можно было бы дать лет тридцать пять.

— Я видел, как вы поднимались в подъезд. Милости прошу. Не соблаговолят ли любезные судари разделить со мной скромную трапезу.

Только теперь я увидел стоящий перед ним на попах деревянный ящик из под тары с расстеленной на нем газетой.

На импровизированной скатерти стояла вскрытая консервная банка с килькой в томате.

Половина буханки черного хлеба, луковица и початая бутылка без этикетки, с какой-то сомнительной жидкостью внутри.

Он поймал мой взгляд, посмотрел на луковицу и продолжил:

— А это… Это, милостивый государь, от «Scabeim». От цинги. Знаете что это такое?

— Читали про пиратов, — раздраженно ответил Костя. Ему явно не нравился обитатель заброшки.

Человек кивнул. И расплылся в улыбке.

— Все верно. Цинга — это такая болезнь, возникающая при отсутствии в пище витаминов и сопровождающаяся общей слабостью, разрыхлением и кровоточивостью дёсен. Отсутствие витаминов приводит к нарушению синтеза коллагена, вследствие чего соединительная ткань теряет свою прочность. И зубки того — фьють! «Dente damnum». А как человеку прикажете без зубок питаться, а?

Он извлек из недр ящика замаранный граненый стакан и налил из бутыли.

— Угощайтесь, сударь — он протянул стакан. Я улыбнулся и отрицательно покачал головой,

— Очень зря, зря отказываетесь А вы, милейший?

Бродяга с надеждой вглядывался в сторону Кости.

— Не пьем мы, сам заливайся своей бормотухой или денатуратом. Или что там у тебя.

Интеллигентный бомж поморщился

— Ну зачем так грубо. Хотя, не буду лгать, я денатурат тоже употребляю, когда совсем пить нечего.

Костя рассмеялся. Его, этого гостеприимного и интеллигентного бомжа, и вправду, было смешно слушать.

— Не смейтесь. У меня богатый опыт в создании разнообразных коктейлей. Я имею отношение к рэсторанной сфэре.