Москвич проносился мимо темных парков и скверов, к которых редкие фонари освещали безлюдные и пустые аллеи, покрытые золотом опавшей листвы.

Город спал, и лишь мы с Костей были его единственными ночными гостями. Меня удивляло то, что на улицах Москвы было совершенно свободно и мы практически не встречали припаркованных автомобилей.

Мы мчались всё быстрее и быстрее, Костя давил на «гашетку» словно пытался убедить меня, что Москвич, всё еще — машина зверь. Затем он прервал молчание.

— Макс, я тащусь с тебя. Вот ты даешь!

— Что не так?

— Да в том-то и дело, что все так. Вот бы мне научиться так же как ты…

— Что ты имеешь ввиду?

— Это бомж, Витя. Он тебе всё выложил сам, без какого-либо нажима, вот это класс! Тебе бы следаком быть в МВД. Ты бы на раз дела раскалывал.

— Нет не хочу.

— Почему?

— Неприятно мне, что человек не сильно изменился со времен Достоевского. Хоть и в Союзе все очень стараются.

— Да, вдова — это старушка процентщица?

Я кивнул.

— А этот Витя-Пианист — Родя?

— Не совсем. Но в любом случае, если разобраться, то он интересный тип: врач-музыкант-фарцовщик-картежник и наконец алкоголик. Заплутал в жизни. Бедолага. Тебе его жаль?

— Да, жаль его. Многие так спиваются. Я поначалу злился, потом перестал. Никому такого ада не пожелаешь. Раб — зеленого змея. Тяжело ему жить. Не мне его судить. Завтра после занятий заеду к нему. Отвезу поесть, заодно и узнаю, что там за диллинг.

Я услышал в его словах искренность. Мне стало тепло на душе. Эти люди, воспитанные в СССР в большинстве своем очень добрые. Они часто сердятся вначале, а потом прощают провинившемуся все прегрешения оптом. Они умеют и любят прощать по-настоящему.

— Позднее время уже, девчонки… — я вспомнил, что

— Я звонил, на вахту из ментуры, предупредил, чтобы не ждали. Поболтаешь уже завтра.

— Жаль, конечно, что так поздно я думал еще смогу прогуляться с Викой.

— Первым делом первым делом самолеты… — запел Костян

— Ну, а девушки, а девушки — потом, — подхватил я.

Встреча с профессором Ниязовым на следующее утро Ниязовы прошла, как и было запланировано. Мы вновь встретились в его кабинете в деять утра.

Он позвонил своему приятелю Председателю Президиума Филатову объяснил ситуацию, рассказал, кто я такой и что сделал для него и Лены.

Потом он поручился за меня и Николая Ивановича и направил меня прямиком к Председателю. Здание Совета ОСВОД находилось в трех станциях от Института Археологии.

Утром я заблаговременно выписался из гостиницы, потому что не был уверен, что вернусь к расчетному часу к двенадцати.

Филатов принял меня, похвалил за работу. Он уже успел навести справки и моя репутация работала на меня и Николая Ивановича с удвоенной эффективностью.

Председатель отнесся ко мне очень уважительно, внимательно выслушал меня, поспрашивал про конфликт с горисполкомом.

Я не стал ему вываливать всё. Просто в двух словах рассказал про отца, маму и отвергнутого Солдатенко. Филатов куда-то звонил, уточнял про нашу станцию, выяснял подноготную И. О. и в конце концов пообещал все вернуть на прежние места.

— Если у Николая Ивановича, действительно, все сойдется по бухгалтерии, то считай, что надаем мы по жопе твоему Солдатенко. Я лично приеду, если надо и не один. Не дам я своих людей во так вот терроризировать. Потери Бодров, мне пару недель нужно, чтобы раскочегарить процесс.

Напоследок он дал мне свой служебный и домашний номер телефона, наказал звонить.

— Звони через пару недель. Или если что-то кардинально поменяется в ситуации, то набирай мне в любое время. Ты понял меня?

Я ответил, что понял и мы на этом распрощались. Время пролетело очень незаметно. Я отправился на Курский.

С Костей, Ритой и Викой мы договорились встретиться на вокзале перед отправлением моего поезда.

Девчонки приехали первыми. Мы много шутили, болтали и договорились, что на зимние каникулы они обе приедут в город, домой к Вике.

Костя опаздывал. Видимо, у него что-то не складывалось. Началась посадка в вагон. Я все ждал, что он появится. Но его не было. Под ложечкой засосало. Он должен был съездить к Авигдору.

До отправления оставалось пять минут и по требованию проводницы я поднялся в вагон, когда увидел, как он запыхавшись, бежит в нашу сторону.

Он подбежал к девушкам стоящим на платформе. Он пытался отдышаться положив ладони на бедра. Я видел его тревожный взгляд спросил у него:

— Кость, все в порядке?