Паучок, проворонивший паразита, выступил из тени комнаты, вибрируя от предвкушения. Он вырос так, что лапы задевали потолок, глаза горели, а с жвал капал яд.

Мои пауки не любят, когда из них делают идиотов.

Меховой паразит заметался, попытался дёргаться, но паутина окутала его плотнее…

Шуа разревелась.

— Не надо! Не трогайте его! Давайте его оставим!

…

Что, простите?

Мой паук тоже ничего не понял, но послушно замер в нерешительности, не зная, как на это всё реагировать.

— В каком смысле — оставить? — уточнила я сухо.

— Ну, пусть он живёт с нами! Я буду его кормить, чтобы он вырос большой и сильный…

Вот.

Вот оно.

Вот именно поэтому я стараюсь не связываться с детьми.

— Шуа, не говори глупостей, будь добра. Во-первых, из этого недоразумения не получится даже толкового паука, хоть всеми амулетами на свете его увешай. Во-вторых, ему надо питаться, и я совсем не уверена, что он способен поглощать что-то помимо страха. Чистую энергию тьмы, возможно… но я не буду тратить свои силы на эту бесполезную отрыжку чьего-то разума.

— Но он такой пушистенький! И он не злой, он просто был голодный. Это сложно — быть голодным!

Великий абсолют, вот за что мне это, а?

Очевидно, тот факт, что эта тварь голодает, вызвал у Шуа эмпатию. Если вспомнить, как они накинулись на еду сразу после того, как я их купила… Ну да, следует предположить, что работорговцы редко бывают щедрыми и чадолюбивыми ребятами.

— Эта его пушистость — всего лишь зачатки нитей, которыми он так и не удосужился научиться пользоваться. Он не живое существо, он просто тёмная тварь.

— Как ты?

Шан вздрогнул. Шийни побледнела, как полотно.

Смешные дети. Они что, правда думали, что я обижусь?

Нет, я понимаю что концепция “на правду не обижаются” вариативна и очень зависит от правды, того, как (и кем, и когда) она была произнесена, и того, как (и кем, и когда) услышана. Но в данном-то случае…

— Да, как я. Именно.

Шийни сжала руки в кулаки. Краем глаза я отметила, что пальцы её дрожат.

— Но всё же есть разница, — добавила я. — И знаешь, в чём эта разница заключается?

— В чём?

— Я вытащила себя из грязи, сломала себя достаточно, чтобы заново построить, нашла возможность снова быть, не только хищной тварью, но и чем-то ещё. Он же просто ходит и жрёт детей. Что он сделал, по-твоему, чтобы заслужить жизнь и корм?

— Но я тоже ничего не сделала, чтобы заслужить еду, — возразила Шуа тихо. — Но ты меня всё равно кормишь.

Ох.

Ладно, это причина номер два, почему я не очень люблю детей: они иногда бывают честными до боли.

Причём бьют в самые незащищённые места, понятия не имея, что вообще ударили.

Я рассмеялась, оценив иронию.

— В идеальном мире, мой маленький паучок, право на жизнь, еду и личную свободу даётся каждому просто так, потому что так должно быть. И это правда. Должно. Концепция “докажи своё право на жизнь” гнилая по сути своей… Но она равнозначна жизни. Дерись, чтобы дожить до завтра — это общий девиз. У каждого свой бой, и базово, если ты выжил, то победил.

— Но так не должно быть… в идеальном мире?

Наверно, Баел был прав, когда говорил, что я слишком уж увлеклась идеями гуманизма. Но если уж веришь во что-то, то будь последователен, разве нет?

— Не-а. Не должно быть. Проблема только в том, что не бывает ничего идеального. Нет, существуют во вселенной якобы-идеальные-просвещённые-миры… Но они, как правило, так или иначе кормятся за счёт миров не-идеальных и не-просвящённых. Чот подвешивает в воздухе ряд вопросов по поводу идеальности, на которые не так уж и просто ответить… Не важно. Сам факт: я считаю, ты не должна заслужить еду. Ты — мой паучок, и этого достаточно. Но с этой тварью, с ней совсем другая история. Мы с ним родом, физически и энергетически, не из этих идеальных миров. Скорее даже наоборот. И для нас действуют совсем, совсем другие правила…

— Но это не честно!

— Нет. Не честно.

Какая-то слишком длинная получается эта ночь.

Почему-то я не хочу продолжать этот спор.

— Вот что, ребёнок, — сказала я, — мне это надоело. Хочешь ты завести питомца? Воля твоя. Но кормить эту тварь тебе и только тебе, сама решай, чем именно. Это понятно?

— Да…

— Вот и отлично.

Я стремительно вышла прочь.

О кислом привкусе, невесть откуда возникшем на языке, я старалась не думать.