Свет на лестнице почему-то не горел. Каждый пролет он нажимал на выключатель, чтобы теплые лучи еще раз высветили ее. Чтобы еще раз рассмотреть эти ноги с девичьими, едва заметными изгибами. Мягкий овал лица с румяными щечками. Если бы Таня не назвала свой возраст, Кирилл не дал бы ей больше пятнадцати лет. Такой легкостью веяло каждое ее движение.

Минуя последний пролет, она замерла на площадке. Он по-прежнему не сводил с нее изучающего взгляда. Его массивные берцы с глухим ударом перешагивали через две ступени.

Когда Кирилл встал рядом с ней, ее макушка доходила ему до плеча. Он видел ее кудри, каштановую россыпь в золотистом отсвете ламп. Таня ни слова не сказала ему. Просто ждала, пока ключ провернется до конца в скважине.

Зайдя в холл, она в изумлении взглянула на потолок. Высокий, как во дворцах великих князей, с гипсовыми вензелями на месте люстр и по краям стен. Белых, пустых, не тронутых даже временем.

– Располагайся, – небрежно махнул Кирилл в сторону гостиной и прошел по длинному коридору на кухню.

Рубильник упорно не попадал ей под руку. Включив фонарик на телефоне, она подошла к напольному светильнику. Он, резко искривленный в сторону, казалось, сейчас развалится и рухнет на пол. Такое впечатление производил его вид в полумраке. В прочем, на свету все было еще хуже.

Но Танин взор увлекла сама комната. Ее просторы при таком необычном строении. Эркер с низкими широкими подоконниками выходил окнами на оживленную Гороховую улицу. Из них то и дело доносился рев мотоциклов и машин. Свежесть ночного воздуха.

Она села на диван. Темно-синий, с тканевой шероховатой обивкой. Обхватив худые коленки, Таня обводила взглядом комнату.

Пустые стеллажи, шкаф, потертые постеры с Энди Бирсаком, Арией, Аврил Лавин и Оззи Осборном. Две гитары у стены, а рядом кипа бумаг, какой-то мусор, напольная вешалка с рокерскими куртками. Гостиная переполнена и в то же время пуста. Для жизни в ней не было ничего. Только для музыки.

Кирилл вошел в комнату с двумя чашками и печеньем. Поставил их на журнальный столик и сел рядом с Таней.

– Ты как? — взглянул он на нее, отпивая чай.

– Все в порядке, просто не понимаю, как оказалась здесь.

Они рассмеялись.

– Ты студентка, да?

Таня кивнула.

– Да, я учусь на дизайнера в киновузе.

– Ого, получается, круто рисуешь? Можешь что-нибудь показать?

Таня достала из рюкзака свой скетчбук. Кирилл медленно пролистывал его.

– Офигеть. Всегда завидовал художникам. У меня рисовать не особо получается.

– А я тем, кто умеет петь, – улыбнулась она, покачав головой.

Он с интересом рассматривал эскизы. Брови в восхищении поднимались вверх — Кирилл не верил, что это ее работы.

Таня рассказывала ему, где и когда рисовала их. Как готовилась к экзаменам, как представляла, что будет жить в этом городе. Конечно, она любила и Екатеринбург, где остались мама и бабушка, но ее душе так хотелось жить среди дворцов и домов-колодцев, бескрайних рек и таинственных набережных. В них был ее дом. Еще в детстве она поняла это.

Разговорившись, Таня забыла о своем последнем эскизе. Лишь когда Кирилл открыл его, она инстинктивно заслонила страницу. Он удивленно взглянул на нее.

– В чем дело?

Румянец заполонил персиковые щечки. Подумав, Таня все же убрала руку. Его брови тут же поползли ко лбу. Он мельком взглянул на нее.

– Это я? Когда ты успела?

– После вашего концерта я села в кофейню и нарисовала тебя.

Кирилл заворожено смотрел на набросок. Это был он. Его раскосые глаза и брови с изломом. Они, как два черных лезвия, нависают над тонкой, идеально ровной переносицей. Это его линия челюсти. Высота его скул и его углубленный чуть больше обычного желобок над губой. Даже татуировки и пирсинг были очень правдоподобно переданы ей.

– Офигеть. Это нереально круто. Ты срисовала меня по фотке в интернете?

Таня с улыбкой покачала головой.

– Просто запомнила.

Кирилл поднялся с дивана. Достав из куртки сигареты, он предложил ей пойти на балкон с ним.

Они прошли в спальню. Постеров, книг в ней было гораздо больше, чем в гостиной. У кровати, стола, на подоконнике, даже у кресла стояли пепельницы.

Ручка балкона со всхлипом опустилась вниз. Перед Таней развернулся Питер. С этой стороны виднелась Нева, огни мостов, ряд дворцов с золотистой подсветкой. Облокотившись на изгородь, она закрыла глаза. Свобода приятным теплом разлилась по ее телу.