Вот только начать разговор о разлуке на долгие месяцы никак не могу. Поэтому решаю не делать этого на ночь. Оставляю до завтра.

Впрочем, утром, когда мы съедаем завтрак, он спрашивает сам, и я отвечаю.

– Значит, теперь ты вылечилась?

– Не совсем, Антош. Меня обследовали врачи и нашли причину моей болезни.

– И теперь ты будешь пить таблетки?

– Мне нужно пройти ряд лечений. Операцию и потом долгое восстановление.

– Не понимаю.

– Это сложные слова и тяжело просто объяснить, – мне даже не хочется ему говорить обо всем, что я в принципе знаю. – Ты должен набраться терпения, как и я.

– Хорошо.

– И, сынок… – он смотрит своими прекрасными глазками. – Тебе нужно будет пожить с Ниной и Славой еще, какое-то время.

– Почему? – голос звучит тихо и обидчиво.

– Потому что это лечение очень долгое. И для него требуется время. Нельзя тебя туда и обратно таскать по школам и городам. Это не делается вот так просто.

– Мне придется ходить в другую школу?

– Да. До конца этого учебного года. А потом… – делаю вдох, страшась прогнозировать. – Потом все будет хорошо. Ты вернешься ко мне.

– Правда?

– Правда.

– И тебе помогут?

– Да, – тянусь в его щеке и глажу, – обязательно помогут.

Дни проходят слишком быстро.

А я так и не успела надышаться моим сыном, впитать в себя немного его отваги и силы, как мне сообщили, что пора ехать.

Самочувствие уже давало о себе знать. Становилось снова нехорошо по вечерам или после редких приемов пищи.

Две сумки сына и небольшая моя, казалось, весили тонну.

Но на автобусе поехать мы все равно не смогли. Нина и Слава приехали за нами на машине.

Дорога прошла в основном в молчании.

Снова прощание. Снова слезы.

Только страха было еще больше, чем раньше.

– Очень люблю тебя, слышишь?

– И я тебя, мам.

– Все будет хорошо.

– Да. Будет…

Оказавшись в больнице, все закрутилось в какой-то карусели.

Из-за нервов я не заметила, как оказалась в операционной на следующий день.

Я помню, как думала о сыне засыпая. И как было больно и страшно просыпаться.

Страшно услышать, что операция прошла успешно и опухоль удалили.

Это страшно. Даже сейчас, когда кажется, что половина дела в прошлом.

Потому что, это было лишь началом.

Глава 42

Нина

– Это твоя комната, – я открыла двери бывшей детской Маши для него и пригласила войти, пока Слава был занят нашей девочкой.

Жить все время с мамой и папой мы не могли. Оставить Антона в гостиной квартиры, разумеется, сразу – нет. В итоге мы перенесли вещи дочери в нашу комнату, которая достаточно большая, а сына Славы поселили в эту спальню.

Мы сделали стены серыми, поклеив обои и в тот момент, когда пришло решение о том, чтобы тут жил Антон, я дала себе мысленно пять. Ведь могла сделать комнату розовой.

– Надеюсь, тебе будет тут удобно.

– Здесь красиво. Спасибо, – он прошел к школьному уголку, который совмещал в себе длинный стол с ящиками, сбоку которого стоял пенал для книг с открытыми полками и большой двустворчатый шкаф для вещей. Также сверху над столом крепилась полка.

Все мальчикового темного цвета. Слава сказал, что это именно то, что надо. Я согласилась.

Антон остановился у стойки с гитарой, которая вписалась в интерьер идеально, и провел пальцами по струнам.

– Тебе нравится?

– Конечно.

Но я слышала другое, то, что он не говорил словами, скорее то, что он чувствовал.

– В чем дело? – я прошла вглубь комнаты и села на край кровати.

Мальчик ссутулился и опустил голову.

– Моя мама… Я ведь ее еще увижу.

Мне стало плохо. Мне стало очень больно за эту юную душу ребенка, которая просто хотела одного – быть со своей мамой.

– Конечно, увидишь, – мой голос был мягким, успокаивающим. – Просто есть болезни, которые не вылечить таблеткой. На некоторые требуется время.

– Угу…

– Можешь подойти? – он тут же послушал и сел рядом со мной, поэтому я обняла его за плечи. – Знаешь, что мы можем сделать сейчас? Ведь у твоей мамы завтра важная операция.

– Что?

– Ты ходил с ней в церковь?

– Да. Не часто, но я там был.

– А молиться умеешь?

– Нет.

– В таком случае мы можем сделать это так, как умеем. Вместе, или ты можешь сделать это сам, перед сном.