Шрифт:
И вот эмоциональное состояние покатилось вниз. Как и самочувствие в целом.
Я устаю, я подавлена, я одинока.
Мне предложили психолога, и я планирую воспользоваться этой услугой, потому что чувствую, что меня поглощает это состояние и утягивает вниз. Порой страшно, порой никак. Ты просто не испытываешь ничего, а это пугает еще больше.
Пищевод воспалился и мне сложно есть, но необходимо это делать. Питание – очень важная составляющая терапии, потому что она забирает мою физическую силу, а они мне ой как нужны сейчас.
Я много гуляю, точнее, сижу во дворе дома, который стал таким пустым, мало разговариваю и постоянно думаю.
Думаю обо всем на свете, чтобы не думать о том, что я на грани жизни и смерти.
У Антона все хорошо и это радует.
Он учится, он занимается на гитаре и счастлив…
Эта очередная неделя дается тяжело. Готовилась к этому, но все равно выматывает.
Я стараюсь выражать эмоции при разговоре с сыном, но у меня это плохо получается. Антошка нервничает из-за этого, а я злюсь на себя. Подумать только, что выдавить из себя улыбку и сыграть хорошее настроение может быть так тяжело.
Я не могу постоянно просить Нину, что-то ему объяснять. Ведь это моя обязанность. Я прошу его сама, говорю с ним, чтобы понял, чтобы знал я не нарочно. Но вижу, что непривычна ему вот такая я. Мне эта женщина и самой кажется чуждой.
– Сынок, ты ведь знаешь, что я тебя очень люблю. Просто сейчас, мне немного сложно.
– Ты выглядишь грустной.
– Ну, я грущу, ведь ты далеко. Однако я радуюсь, когда говорю с тобой и когда узнаю, что ты получил хорошую оценку. Или вижу твое красивое лицо на экране.
– Но, если ты дома, почему я не могу быть с тобой?
– Потому что… Я часто ухожу на процедуры и не смогу о тебе заботиться как следует. Я в полном беспорядке, родной. И я не хочу, чтобы ты отставал в учебе. Но я обещаю, что мы все наверстаем. Ты ведь веришь мне?
Я не сказала ему, что у меня рак. Потому что он может задать вопросы не тем людям, и получить неправильный ответ. Он может впасть в депрессию и постоянно думать о том, что может меня потерять. Я не могу, так поступить с ним.
– Да, – отвечает так тихо и неубедительно.
– Спасибо. Ты очень сильный у меня, что я чувствую, как сама становлюсь такой.
– Правда?
– Она самая. Как поговорю с тобой и становится хорошо.
Он тут же широко улыбается.
– Тогда я буду звонить тебе два раза в день, – громкость его голова внезапно становится выше и выше. – И еще писать сообщения.
– Ну-ну, – улыбаюсь его рвению, – ты главное – учись и не отвлекайся на телефон во время учебы. Это важно, помнишь?
– Я обещаю, честно-честно. И Нине со Славой обещал, когда они купили мне его.
– Я тобой очень горжусь, солнышко.
Наши разговоры часто не очень долгие. В основном это не больше десяти минут. Иногда бывает и такое, что мы с трудом останавливаемся от нескончаемых тем. Но этого в действительности очень мало.
Прошла лишь половина пути, а значит, нам обоим нужна сила и терпение… Теперь и мне они нужны очень сильно.
Середина апреля
Смогла бы я поверить, что вчерашний сеанс был последним? Нет. Если бы не пришла сегодня на обследование.
Последние дни приходилось стискивать зубы до боли, до слез. Да только сил не осталось на это действие.
Я измотана. Я очень устала. И нет этому определенных симптомов или точек обитания усталости. Они все на куче. Будто я порождение боли.
Пятнадцать минут спокойно лежу. Жду.
Мне так хочется воодушевиться. Ждать результаты с улыбкой, но на все это нет никаких эмоций.
Я знаю, что это пройдет. Но на данный момент я могу просто быть в этом моменте, не более того.
– Варвара? – в палату входит врач и я сажусь, свесив ноги.
– Ну что там?
Чувствую, как трясутся руки и ноги от страха.
– Мы с вами говорим откровенно, так?
– Конечно.
– Тогда скажу вам, что терапия не дала нам нужный результат, но…
А я будто и не слышу вовсе. Меня тошнит…
– Мне плохо… простите, – я встаю и иду к ванной, но она меня опережает и подносит тазик, иначе я бы не успела.
Это происходит нечасто, но бывает. Последствия.
Я привожу себя в порядок, не думая о том, что узнала и возвращаюсь в палату.