Шрифт:
– Мам… Слушай, мы с Ниной поругались. Она сейчас у родителей с Машей.
– Ох… Ну и что ты натворил?
– Почему… – убираю возмущенный голос, потому что на этот раз дело серьезное. Виноват так виноват, и стоит рассказать все маме. – Мам, мне с тобой поговорить надо. Давай я приеду, не знаю… Завтра после работы?
– Не надо ехать ко мне, к жене поезжай да извиняйся, чтобы не натворил. Ну что это такое?
– Ма, дело серьезное. Так просто не получится.
– Ладно, – тут же стихает.
– Только не волнуйся, хорошо?
– Постараюсь.
– Папе передай то же самое. Я все расскажу, как приеду, не надумывайте только ничего.
– Не буду. Только… за вас ведь боюсь, сынок.
Знала бы она, что я в ужасе за нас.
– Я все исправлю… Или хотя бы постараюсь.
На следующий день я работал так усердно, чтобы приглушить гул в своей и без того забитой голове, но это не спасало. К сожалению.
Если до разговора с Ниной, я жил в надежде на ее слова о том, что мы не будем предпринимать решений до результатов, то сейчас я наблюдал, как мы отдаляемся и это не мираж, не самообман и не преувеличение. Это гребаный конец, на который я не согласен.
Дорога к родителям прошла быстро. Мама не очень любит город, и предпочла продать квартиру, чтобы купить загородный дом. Небольшой и удобный. Тут она счастлива, а отец рад дарить ей это счастье.
Сегодня не было громких приветствий. Мама почти плакала, встречая меня. А обняв не выдержала.
– Ну мам, прекрати.
– Прости, я просто… Переживаю. Ну что могло между вами произойти, чтобы… Ой не могу, – машет руками и уходит из гостиной.
Папа молчалив. Только сидит и ждет.
– Как ты отец?
– Нормально я. Как всегда.
Сейчас я испытывал стыд перед родителями. Потому что уверен, первыми словами, сказанными самим себе, будет то, что они воспитывали меня другим.
Проверив телефон и заметив, что Нина ответила простым «Нормально» на мой вопрос как она и дочь, я убрал его в карман обратно.
Мама появилась уже более спокойной. С чаем на подносе.
– Спасибо.
– Кушай. Выглядишь похудевшим.
Я и забыл, когда ел нормально. Это точно последнее, о чем я вообще думал все эти дни.
– Ну? Что там у вас?
– Я… кхм… В общем, у меня ребенок есть.
– И?
– От другой женщины. Я изменил Нине, десять лет назад.
– Ты сказал… Что? – мама сидит в шоке, а отец просто встает и уходит.
– Мам, не спрашивай обстоятельства и правда ли это мой сын. Я все проверил. Эта женщина недавно пришла и попросила помощи. Я помогу им и на этом все. Очевидно, что мы не будем строить какие-то отношения с ребенком.
– Я… пока что не могу воспринимать правильно твои слова. Ребенок? Слава?
– Да, мам. И я о нем не знал.
– Но зачем ты… Ты же…
– Мама, я тебя прошу. Я со всем разберусь. Не дави сейчас на Нину с вопросами и прочим.
– Хорошо, Слава. Хорошо, сынок. Ты только… только береги свою семью.
Я поднял на нее глаза и понял, что в них теплилась надежда, светилась вера, которая во мне почти погасла.
– Я сделаю все что смогу и даже больше. Поговорим потом. Я найду отца, – поднялся на ноги.
– Слава, – она встала вместе со мной и подошла ближе, взяв за руку. – Я знаю тебя, я твоя мать. Но не имею понятия, как все там было, однако я верю, что ты любишь Нину. Покажи и ей это, чтобы она знала.
– Обязательно. Спасибо, мама.
Она обняла меня крепко и, взяв пустые чашки с подносом, ушла, всхлипывая на кухню.
Отец нашелся на улице.
Задумчиво смотрел в сторону небольшого сада, который сейчас был лишенным зелени и своей красоты.
Он молчал, когда я остановился рядом.
Он был разочарован. Я знаю. И мне стало паршиво, что я подвел так много людей своей необдуманностью и причинил так много страданий тем, кого люблю.
– Ты разочарован во мне? – не выдержал и задал вопрос, предпочитая его злость молчанию.
– А ты?
– Да.
– Ты все еще любишь свою жену?
– Всегда любил.
– Я не стану спрашивать тебя о мотивах и причинах. Я просто хочу знать, что ты знаешь, как с этим всем быть.
– Думаю, я знаю.
– Значит, действуй. Сделай все, что в твоих силах. А если почувствуешь предел, выдохни и делай снова.
– Так и планировал поступить.
Отец кивнул и снова замолчал.
– А ребенку и женщине помоги. Ты мой сын. И ты не трус.
Сглотнул ком в своем горле, потому что сейчас стало еще более стыдно перед ним.