Шрифт:
— А Лэйда?
— А тебе в этом деле очень нужна баба? — засмеялся Шёлковый лорд.
Альдо насупился.
— Лэйда — не баба. Не говори так о ней. Она мне как родная сестра…
— Лэйда хороша, — согласился Ойвинд. — Не в моём вкусе, ну так мне на ней и не жениться. Я знаю, она бы справилась с Улем, но… брат, давай всё же не будем в мужские дела вмешивать женщин? Делов-то: пройти в спальню, убить однорукого парня. Нас двое, он — один. Ты всерьёз думаешь, что не справимся?
— Трое, — тихо заметил незнакомец.
— Тем более.
— Лари бы сказала, что это бесчестно: втроём на одного…
— Да, и была бы права, Альдо. Ну а какой выход? Короля на поединок не вызовешь. Наше милосердие — его лёгкая и быстрая смерть. Или ты колеблешься?
Альдо вспомнил смеющиеся зелёные глаза Эйдис. Коротко рыкнул:
— Нет. Он — мой. Собаке — собачья смерть.
Кони заржали и рванули вперёд.
Ильдика прижалась к обнажённому телу мужа, зарывшись в его плечо пылающим лицом. Она чувствовала себя девочкой, впервые столкнувшейся с жизнью, и в то же время — женщиной, прекрасной и желанной. И всё то, что между ними происходило… Как такое вообще возможно?
Уль целовал её везде. Просто везде… Нежную кожу внутренней стороны бёдер, рядом с коленками, и выше, выше… А Ильдика позволяла ему делать всё, чего тот хотел. Больше того: она хотела, чтобы он это делал, стонала, выгибалась и рыдала в его руках, как музыкальный инструмент, совершенно забыв, что там, за дверями, аристократы, возможно, слышат её полустоны-полукрики.
— Пожалуйста-пожалуйста, — шептала, не понимая, о чём просит: отпустить её или продолжать пытать.
Это было что-то совсем иное чем то, о чём рассказывали принцессе старшие дамы, когда подробно объясняли, что её ждёт в браке. И сейчас, совершенно потрясённая, растерзанная, вывернутая и собранная вновь, Ильдика чувствовала себя зановорождённой.
— Так же нельзя, — пробормотала, стыдясь посмотреть на него.
А ведь ещё несколько минут совсем ничего не стыдилась.
— Почему? — насмешливо уточнил король.
Муж. Теперь — её муж. От этой мысли сладко ныло сердце.
— То, что ты делал… мы делали… богиня бы не одобрила…
— Уверен, богиня не станет подглядывать в нашу спальню, — фыркнул Ульвар, прервав смущённый, жалкий лепет жены. — А если станет, значит, не такая уж она и целомудренная, не находишь?
Ильдика приподнялась на локте и посмотрела на него.
«Он рычит — вдруг вспомнила она. — Как волк». Но в ту минуту, когда Ульвар зарычал, это её совершенно не смутило, скорее наоборот: пламя страсти вспыхнуло лишь сильнее. А ведь и имя его переводится «волк войны». И любовь — тоже война?
— Ильдика, — мягко сказал Ульвар, вскочив с кровати, — то, что происходит в постели между двумя касается только их двоих. Тебе было хорошо?
— Да.
— Остальное — неважно. Выбрось всю дурь, которую тебе двадцать лет вбивали в голову. И я — последний человек, которого тебе нужно стесняться.
— А ты сам никого не стесняешься?
— Нет. Я на редкость циничная сволочь, начисто лишённая морали. Если во благо королевства мне надо будет пройти через город нагишом, я это сделаю. Да ещё и яблочком буду похрустывать. Кстати, о яблоках… Есть мочёные, будешь?
Ильдика внезапно ощутила дикий голод. Села, прикрыв грудь одеялом. Ульвар насмешливо глянул, но ничего не сказал.
— Буду.
— И вина?
— И вина.
Король двинулся к маленькому столику, на котором расположились вазы с фруктами и кувшин с вином.
— Ты не мог бы… надеть штаны? — застенчиво прошептала Ильдика.
Она никогда в жизни не думала, что может так отчаянно стесняться. На этот раз Ульвар откровенно рассмеялся. Ну да, он, конечно прав: после всего, что произошло между ними, как-то глупо краснеть от вида его обнажённости. Но всё же король снизошёл и натянул штаны.
Разлил вино по кубкам, протянул кубок Ильдике, а затем, когда та забрала вино, положил на тарелочку мочёные яблоки и свежие мандарины. И ещё какие-то ягоды. Поставил на кровать рядом. Девушка принялась есть.
Король налил вино себе, поднял:
— За рождение новой женщины, появление моей жены и за наш союз. Да здравствует королева Элэйсдэйра!
Ильдика тоже подняла бокал и отхлебнула.
— А сто лет назад придворные обязаны были бы присутствовать до самого конца, — прошетала, содрогнувшись.
Ульвар пожал плечами:
— Я бы справился со своим долгом. А вот тебе пришлось бы не сладко. Дурацкий обычай, никогда его не понимал. Открыть дверь на балкон?
— Да, пожалуйста, — прошептала она, закрыла глаза и стала пить вино. Голод прошёл так же внезапно, как и начался. — Почему не понимал? Ты же говоришь, что тебе всё равно?