Продолжаю:

— Он сразу же завёл разговор о том, чтобы поменять квартиру. Приводил дурацкие доводы: то нужно побольше комнат для будущих детей, то поновее дом, то получше район. В общем, продали мы мамину двушку. Деньги хранили на его счёте: он убедил меня, что так выгоднее. У него там ещё и сбережения были — тысяч сто, наверное. Через какое-то время вложились в новостройку. Купили однушку, но большего метража и в приличном районе. Прекрасная квартира, ничего не скажу, только теперь она считалась совместно нажитой, а не моей добрачной. А я этого не учла. Я вообще об этом не думала, мне было так хорошо с ним — даже болячки прошли, которые мучили меня последние десять лет. Спать стала как нормальный человек, не просыпаясь несколько раз за ночь.

— И когда он заговорил о разводе?

— Через полгода после переезда в новую квартиру. Сначала перестал заниматься со мной сексом, пропадал где-то вечерами. Говорил, что на работе, но я проверила его смены и выяснила, что он врёт. Мы начали ссориться, в итоге он сказал, что хочет развестись. Я не понимала, что происходит, всё же было нормально — любовь, новая квартира, планы на будущее. Потом я узнала, что у него есть любовница, и она беременна.

— Вот чёрт! — комментирует Никитос.

— Он подал на развод и раздел имущества, — продолжаю я. — Я не ожидала такой подлянки. Это же моя квартира! Он, может, и вложил немного денег, ремонт там подправил после застройщика, тостер привёз, но по сути она куплена на деньги от продажи маминой квартиры. — Я шмыгаю носом и сморкаюсь в бумажную салфетку. — Но я не смогла доказать это в суде. Коля притащил целую папку разных квитанций, и судья постановил продать квартиру и поделить деньги пополам. Но проблема в том, что на эту сумму я смогу купить только комнату в коммуналке. Это ведь нечестно! До брака у меня была двухкомнатная квартира, а после развода — комнатушка? Я наняла адвоката, заплатила ему сорок тысяч, но он не смог ничего добиться. Я проиграла, а Коля победил.

— Блин, как я тебе сочувствую! — Настя касается моего колена холёными пальчиками.

Я не выдерживаю и начинаю плакать.

— Мы договорились, что не будем продавать квартиру, я постепенно выкуплю его долю. Пришлось уволиться из больницы и устроиться к Никите, спасибо ему огромное! Предложил мне зарплату в два раза больше. Я перечисляю Кропоткину определённую сумму раз в месяц, но теперь он требует срочно выплатить остаток долга. Любовнице скоро рожать, они хотят поскорее купить квартиру. Я его понимаю, он в своём праве, но где я возьму полтора миллиона? Я и так продала машину, зеркалку и мамины серёжки с бриллиантами. У меня больше ничего не осталось…

— Кроме разбитого сердца, — подливает масла в огонь мой добрый начальник.

Слёзы текут сквозь пальцы и капают на джинсы. Когда я переживу эту историю? Когда перестану рыдать от обиды, злости и несправедливости? От понимания, что любимый человек предал меня и отшвырнул, как использованную тряпку. Живёт теперь с молодой бабой — красивой, беременной, беспроблемной. Ей всего двадцать два года. А мне — тридцать четыре, за плечами потеря мамы, измена мужа и тяжёлый развод, а впереди — одиночество, скучная работа у бывшего одноклассника и, возможно, старость в коммуналке.

— Бедная ты, бедная, — говорит Настя. — У меня всё очень похоже.

И голос у неё такой искренний, сочувственный, что я прощаю ей губы, ногти и искусственные волосы. Она протягивает мне свой смартфон:

— Вот он, смотри. Мой муж. Влад Дроздов.

Я вытираю слёзы и разглядываю фотографию парня. Возможно, даже подростка. Смазливый белокожий блондин с непонятного цвета глазами — то ли серые, то ли коричневые. Циничная ухмылка на чувственных губах. Отталкивающе красив и притягателен одновременно. Но слишком молод.

— Сколько ему здесь, шестнадцать? — спрашиваю я.

— На десять лет больше, просто хорошо сохранился. На солнце без санскрина не выходит, спит как сурок в любое время.

— И что он натворил?

— Приехал из Тулы, втёрся в доверие к моему отцу, женился на мне по расчёту, прописался в моей квартире, а теперь изменяет с Васей.

Никитос давится орешком, закашливается и сплёвывает в ладонь.

— Чего-о? — удивляюсь я. — Он что, из этих?

— Предупреждать надо! — сипит босс. — Мы нетрадиционными отношениями не занимаемся, там всегда много криминала.

— Да нет, это баба с его работы! Василиса. Пожилая уже, лет сорок, наверное. Не понимаю, как в сороковник можно гоняться за молодым женатым парнем. Не стыдно? Он младше её на пятнадцать лет! Такой кринж! Меня всю корёжит, когда я представляю их вместе. Бр-р, — её передёргивает от отвращения.

Я украдкой включаю крошечный диктофон, спрятанный в кармане. Это для дела. Никитос просит не афишировать перед клиентами тот факт, что мы всё фиксируем: люди закрываются, перестают откровенничать. Проблемы-то у всех деликатные. А нам кровь из носу нужна максимальная откровенность, чтобы помочь им.