Со всеми наедине: Стихотворения. Из дневника. Записи разных лет. Альмар
вернуться

Гельман Александр
Шрифт:

Бассейн

(заявка на художественный фильм)

Привиделся мне глубокийпросторный бассейнв середине середины мира.Дно его едва покрыто водой,люди в бассейне стоялинебольшими кучками,по двое, по трое, по пятеро,и в каждой кучке – конфликт, борьба,здесь были представлены всепротивоборства рода человеческого:вечный треугольник —он ее любит, она любит другого,отцы и дети, богатые и бедные,белые и черные,националисты и космополиты,евреи и юдофобы,чеченцы и русские,ирландцы и англичане,и так далее, и так далее, и так далее.Между тем вода в бассейнепонемногу, почти незаметно поднимается:по щиколотку, по колено,ниже пупка, выше пупка,по грудь, по горло,но люди воды не замечают —кричат, спорят, ругаются, дерутся,вода уже до подбородка добралась,заливает рты,но непримиримые бойцывсех известных в мире конфликтовподпрыгивают, залезают на плечи друг друга,борьба продолжается, взрывают, стреляют,душат друг другаперед тем, как самим утонуть.Постепенно голосов становитсявсе меньше, они все тише,отдельные выкрики, вопли, вдруг – дикий свист,и вот уже не слышно ни одного голоса.На поверхности воды всплываютдве соломенные шляпки, чья-то трубка,рыжий парик, очки,стодолларовая купюраподплывает к русскому червонцу,чей-то окровавленный носовой платок,палка, кобура, конверт…Мертвая тишина.

«Вот сейчас, в эту ночь…»

Вот сейчас, в эту ночь,я спускаюсь еще на одну ступенькуближе,еще одна горсточка силв эту ночь меня покидает,душа поднимает руки вверх,мол, забирай, Господи, еще кусочек,нет сил удержать.Я набрался наглостикаждое соскальзывание внизназывать: это я Ближе к Тебе,не умираю, а Приближаюсь —не сочти, Господи, эти словаочередным фокусом-покусомверующего атеиста.

Зимнее

Деревья – японские строчкина белой странице Тверского бульвара.Ночь. Руки сложив на голове,стою у окна, как иероглиф.

Сложнейшее из искусств

Что делать с тем,с чем ничего нельзя сделать,но ничего не делать еще больше нельзя?Врать! Да, врать, обманывать,прежде всего себя,да так, чтобы уверовать полностью,как в святую чистейшую правду,в собственноручную ложь.О, это сложнейшее из искусств —постигается с трудом,здесь трудятсявысокого класса жулики совести —обманщики, обманывающие,что обманули себя!И всё для того, чтобы избежатьнезаживающую больот неисправимых несовершенств,невосполнимых нехваток ума,от нарастающего потока вопросов,на которые никто никогда не ответит.Природа смеется над человеком,а человек, вместо того чтобы печальноулыбнуться природе в ответ,пытается ее обманутьи, главное, верит,что ему это удается.

Недо

Господи, сколько во мневсякого разного поместилось,людей, событий, городов, книг, диалогов,три года еврейское гетто при Гитлеревосемь лет армии при Сталине/Хрущеве,три года народный депутат —захаживал в Кремль, как в сельсовет,с 41-го по 66-й через каждые три годаменял место жительства,Севастополь, Камчатка, Кириши, Ленинград,Ленфильм, Товстоногов, МХАТ, Горбачев, Вайда,три зеркальца,из которых мне подмигиваютс того света три Олега:Ефремов, Борисов, Янковский,нет сил все перечислить, составить реестр,больше забыл, чем помню,в голове не память, а кладбище.За каждым словом кусок жизни,не продуманный до конца, во всю глубину,одно выталкивало другое,ничего не созревало,несозревшимкуда-то засовывалось, откладывалось,сплошные недозрелости,недоношенности,недопонятости,недо-недо-недо,недонебо над головой,недоземля под ногами,как сказал герой одной моей пьесы:«Слишком много впечатленийдля одной пары глаз» —недозапомнил, недозабылнедожил, недонежил,недоумер,недоумершим вот и написал это.

Шестидесятники

Мы дышали свободой,которой не было,она врывалась в нашу грудьиз глубин своего отсутствия,завораживала,мы никогда не забудем ее,недосягаемую,неистребимую.Зло творило добро,другого добра мы не знали,кто вышел из этого пекла живым,глядит на себя и плачет.

Люди исчезают

Люди исчезают.Где Саша Свободин?Где Олег Ефремов?Где Саша Володин?Где Товстоногов?Где Егор Яковлев?Где Женя Евстигнеев, Миша Рощин?Где Булат? Где Смоктуновский?Умерли? Не надо сказки рассказывать —их украли!Ворвались, скрутили и увезли.Да они просто состарились, болели и умерли,ты же сам был на похоронах.Не было никаких похорон!Это нам показалось, мистика! Гипноз!У них целый штат гипнотизеров!Их украли!Я требую провести расследование!Почему прокуратура молчит?Это сделано специально, чтоб мы остались без них,вы что, не видите, что происходитв их отсутствие?Вы что, не понимаете – если бы их не похитили,всего этого не было бы?Где Высоцкий?Где Юра Афанасьев?Где Андрей Дмитриевич Сахаров?Где он?

Памяти Ежи Гротовского

Гротовский учил менялетать на уровне окон второго этажа:«Руками маши, маши! Как крыльями!Поверни голову к окнам!»Боже, как много людей в Варшавене спят глубокой ночью —никогда не поверил бы,если бы не видел своими глазами,если бы Ежи не научил меняпоздней ночью, крепко выпивши,летать на уровне окон второго этажа:он впереди, я за ним.«Руками маши, маши! Как крыльями!»

«И я полетел…»

И я полетел.Я помню, мысль мелькнула:«Ну, вот и всё»…Не забуду никогда это ощущение:лечу никуда, понимаю, что всё, конец,и ничего не могу с этим поделать.Помню надежду:может, Бог бросит какую-нибудь ветку,какую-нибудь веревку,упаду на что-то мягкое, в воду… выплыву —надежда то возникала, то пропадала.Я молился быстро, быстро,слова не успевали, без слов.Я клялся: «Буду верить,как никто в Тебя не верил!Буду…»Всевышний не успел меня спасти —я стонал во сне,жена испугалась, растолкала,помешала Богу прийти мне на помощь,опередила.

«То забываю, то вспоминаю…»

То забываю, то вспоминаю,что скоро умру.Забываю легко, незаметно,день-другой живу как бессмертный,смерть, однако, дремлет недолго,просыпается резкои меня, старикашку,властно ставит на место.Я подчиняюсь —пишу завещание,что делать с вещами,усердно читаю Тору,грехи заношу на листочекдля предъявления Богу,когда посещу синагогу.Но вдруг в голове смещается нечтои снова-опять начинается вечность.Вот так и живу,то забывая, то вспоминая,что скоро умру.