Со всеми наедине: Стихотворения. Из дневника. Записи разных лет. Альмар
вернуться

Гельман Александр
Шрифт:

«Это не звезды сверкают на небе…»

Это не звезды сверкают на небе —это мерцают золотые осколкиот начертаний Святого Завета —когда Моисей, голову запрокинув,Божьи слова зачитывал евреямс распростертой небесной страницы.От миллионов греховных взоровгорние наказы скорежились, стерлись,только точечки светящиеся остались —мигают, сигналят, не теряют надеждыпробудить огонь первозданной веры.

«Вопросов больше, слава богу, чем ответов…»

Вопросов больше, слава богу, чем ответов,когда ответов станет больше, чем вопросов,не дай бог, не дай бог,в гладкие камушки на берегу океанапревратятся люди.

«С жизнью своей в обнимку…»

С жизнью своей в обнимку,как с девчонкой,гуляю по Москве.Господи, как хорошо намчувствовать близость друг другаперед разлукой.

«Какие дивные ночи…»

Какие дивные ночивыстроились в затылок,одна за другой, одна за другой,ждут своей очереди.Во сне я кричал, я требовал:«Покажите ту ночь, котораяпосле смерти моей наступит,я хочу переспать с ней, вы слышите,переспать с ней хочу, пока жив!»О, первая ночь без меня, сиротка,зареванный небосвод,мокрые звезды…

Юрию Росту

Среди тех десяти-двенадцати пар глаз,которые занимают в моей душесамую светлую комнату,твои глаза первыми встречают меня,когда в печальную минутуя открываю туда дверь.

«Последнее будущее…»

Последнее будущеесогрело корнимоих голых замерзших слов,все трудней удается из будущей смертиотлучиться сюда, где я еще жив,судьба уже стоит позади,как дом, из которого я только что вышел, —жизнь – моя родина,смерть – моя муза.

«Когда до пропасти осталось два прыжка…»

Когда до пропасти осталось два прыжка,не хлопочи, не надо ничего —смотри в окно последнее кино.

«Время спит и видит во сне…»

Время спит и видит во сне,как я плаваю на спине,не обнимали меня никогда,как обнимает меня вода,я боюсь только одного:время проснется – я рухну на дно.

«Ой, я старый…»

Ой, я старый,ой, не молодой,еду с базара,торговал душой,слава богу,не всю купили,не совсем будет стыднолежать в могиле.

«О, старость – молодость мудрости…»

О, старость – молодость мудрости,яркость последних мыслей,не скованных страхом жизни.Людмиле ПетрушевскойЛюся, а известно ли тебе,что однажды, году в семьдесят восьмомили семьдесят девятом,я и Виктор Сергеевич Розов,точнее, Виктор Сергеевич Розов и я,это была его инициатива,которую я поддержал,мы пошли к министру культуры Демичевупостоять за тебя горой.При этом, правда,мы заранее не объявили цель нашей встречи,Розов попросил помощника министра передатьминистру,что мы хотели бы встретиться,обсудить проблемы современной драматургии.Министр согласился нас принять.Груди наши были полны решимости,нас провели в просторный кабинет,предложили чай,мы от чая отказались,но чай нам все равно принесли.Сначала Розов подробно, внушительнообъяснял министру, какая ты и твои пьесыподлинная ценность для культуры СССР,«Придет время, – сказал он, – когда нас с Гельманом забудут,а Петрушевскую будут помнить, и помнить, и помнить».«Это смешно и глупо, – сказал я после Розова, —во всех театрах СССР ее пьесы читают, знают,а министерство запрещает. Смешно!»Розов играл мудреца,я – несдержанного.Демичев не смеялся,уши у него покраснели от напряжения,на лице его была написана большая досада, большое сожаление,обида, что дал себя обмануть,обещали о проблемах,а говорят о Петрушевской какой-то.Он твоих пьес не читал,но фамилию слышали знал, что «это не надо»,кто первым сказал «это не надо»,он не знал,но у него было правило:самому первым ничего не читать,запрещенное другими не разрешать.Он сказал: «Мы подумаем»,Розов был настойчив:«Мы можем передать автору,что ее пьесы будут разрешены?»Демичев повторил: «Мы подумаем».Я сразу понял, что это плохое «мы подумаем»,у них случались и неплохие «мы подумаем»,но это было очень плохое «мы подумаем».Оно ничего не обещало, ноль.Но Виктор Сергеевич, я это видел,все же надеялся на это «мы подумаем».Он решил еще раз перед уходомобъяснить министру культуры СССР,почему Петрушевскую запрещать не надо, даже нельзя.Демичев еще раз повторилсвое плохое «мы подумаем».Мы покинули просторный кабинет,на улице Розов сказал негромко:«Все-таки сволочи»,я сказал чуть погромче: «Суки!»Хорошо помню неожиданную мысль,которая мне пришла в голову:я пожалел, что со мной Розов, а не Олег Ефремов —самое время было выпить по полстакана водки,но Виктор Сергеевич,это было широко известно, не пил —хорошие люди тоже имеют недостатки.

Памяти Олега Ефремова

1
После смерти, Олег, кто угодноможет с тобой делать всё что угодно,одни говорят – ты был не совсем на высоте,на меньшей высоте, чем от тебя ждали,другие – ты был на недосягаемой высоте,на гораздо большей – чем от тебя ждали.О, эти, которые стоят с рулеткой в руках,отмеряют с точностью до миллиметра,кто недопрыгнул, кто перепрыгнул…Как их много, Олег,как они довольнырезультатами своих измерений,скушать готовы друг друга,но свой замер не позволятизменить ни на один миллиметр.Властью своей над ушедшимиони пользуются умело, азартно, бесстыдно,с такой уверенностью в своем праве,что это не может не вызывать восхищения.
2
Ты уходишь все дальше, все дальше,а время твое возвращается, возвращается.Ты знавал очаровательных дам:Цензуру Никитичну,Цензуру Леонидовну,теперь у нас Цензура Владимировна.Опять востребован твой лукавый талантобращения с начальством,опять надо притворяться шутомили напиваться,чтоб не видеть выражениясобственных трезвых глаз,слово «опять» от частых употребленийс каждым днем набухает, тяжелеет —вот-вот сорвется,упадет нам на голову.Ты уходишь все дальше, все дальше,а время твое возвращается, возвращается.