Но утерпела. Не отрывая взгляда от раскладывающихся карт, нашарила рядом с собой бокал, немного подавившись, выцедила его до капли.

Пауза. Вероника, сгорбившаяся над низким журнальным столиком, некоторое время молчком разглядывала выложенные карты. Потом, не распрямляясь, исподлобья поглядела на подругу.

– Все настолько паршиво, да?

За двадцать с лишним лет знакомства девчонки изучили увлечения друг друга. К примеру, Вероника стала лихо расправляться с судоку, отличный математик Доротея Вознесенская могла, не глядя, приготовить маффины и прочие чизкейки, чего уж говорить про карты: Дора знала, что вначале Вероника разбирается не с тем, что было, есть и будет, а делает предварительный расклад, смотрит, что творится у человека в голове и на сердце, что он «в руках имеет».

– Ты с Даниэлем рассталась. – Не услышав подтверждения от подруги, Ника уверенно кивнула. – Гад он. Вот, в ногах лежит. Изменил, похоже. Причем с немолодой бабенкой, деловой. Но почему ты свою-то работу положила в ноги? Там вроде бы, как я вижу, все тип-топ… в руках и крепко.

– Повысить обещали, – согласилась Вознесенская, – и отдельный кабинет.

– Так поздравляю!

– Не с чем. Все обрыдло. Достало, понимаешь? Ты когда-нибудь пробовала старому момзеру кругосветку втюхать?

– Нет, – автоматически созналась кулинар.

– И не пробуй. Чего там дальше? Про собственные голову и руки-ноги я и так все знаю.

Гадалка-кулинар, вздохнув, сгребла со столика все карты, кроме одной, и начала творить вокруг молоденькой незамужней бубновой дамы основной расклад на прошлое и будущее. На мгновение из монитора исчезла картина расплющенного о стол загорелого декольте, раздался булькающий звук… Доротея продолжала крепко нервничать. И по всей видимости, не напрасно. «Чернота», рассыпавшаяся вокруг дамы, заставила и Веронику опять сходить к серванту, уже за коньяком. «Наши погнали городских» бессовестно, к обрыву, в черный омут длительных несчастий, о чем сказала завершившая расклад шестерка пик.

«Никогда больше не буду гадать близким! – наливая коньяк в старинный любимый мамин бокал, подумала Вероника. – Да ну на фиг!» И выпила за это.

Две близкие-далекие подруги, согнувшись каждая к своему монитору, некоторое время глядели друг на друга и молчали.

– Все плохо? – заговорила первой Дора.

– Все будет плохо, если ты сюда приедешь. Конкретная пакость появляется после карты перемены места жительства.

– То есть мне нельзя переезжать.

– Сейчас – не стоит.

– Почему? Конкретно говори.

– Женщине, похоже, пожилой родственнице грозит серьезная болезнь. Ты должна быть рядом. Как мне кажется.

– Кто эта женщина?

– Не знаю. Родственница.

– Поняла. – Дора, потяжелев взглядом, откинулась назад, на спинку кресла. Закинула руки за голову, предъявив на этот раз не грудь, а бритые подмышки. – Что еще скажешь, подруга?

– На работе все будет хорошо, – твердо выговорила Вероника.

– И то хлеб. Новый гад появится?

– Пока не вижу, – хмыкнула гадалка.

– И слава богу! Ладно… сгребай всю эту хрень, давай за нас, красивых и свободных, выпьем! Или… – Вознесенская прищурилась, – ты уже не совсем свободна, бабуля мне рассказывала про Максима… – До переезда в Тель-Авив подруга жила в соседнем подъезде, сейчас в квартире Вознесенских проживала бабушка Доротеи, отказавшаяся переезжать в Обетованную пустыню. – Колись давай, тихушница! Как увела чужого мужа из семьи, а?!

– Что за наветы! Он тогда уже развелся!

Махровая скромница Вероника Полумятова никогда бы и представить не смогла, что однажды будет рада обвинению в блудливости. Дора поменяла тему разговора, не стала требовать продолжения сеанса и, обозвав гадание «хренью», сосредоточилась на достоверном: романе подруги с первым сердцеедом их школы Максимом Ковалевым.

– Респект, подруга. Ну и как он?.. Соответствует или его мифологизировали? – Дора басовито и бессовестно хихикнула.

– Вполне на уровне. Но о подробностях, прошу тебя…

Ехидничающая Дора вынужденно согласилась на рассказ в рамках «12+», Вероника честно призналась, что сама пока не понимает, что между ней и Ковалевым происходит. И потихоньку перевела тему разговора на обкатанные коммерческо-мечтательские рельсы. Поскольку рассказывать о том, как начинался ее странный роман, о том, что несколько месяцев назад капитан полиции Максим Ковалев был попросту приписан к ней в качестве подневольного охранника, изображавшего влюбленность по приказу, никак не могла. И скорее всего, еще долго не сможет разглашать, о чем, кстати, уже и солидную бумажку подписала в солидной же организации.

Минут через десять, проведенных в энергичной болтовне, на столе перед Дорой тренькнул мобильный телефон, информируя о поступившем сообщении. Вознесенская скосила глаза на осветившийся дисплей, сказала «О!» и подняла вверх указательный палец:

– Маменька-с сейчас пожалуют. Пока, подруга. Буду радовать родимую, что переезд откладывается. Все, чмоки-чмоки!

Довольное лицо с загорелыми упитанными щечками исчезло из эфира. Вероника некоторое время посидела, тупо таращась на опустевший монитор, и со скрипом в каждом суставе медленно и широко потянулась, разгибая заболевшую от напряжения спину. Притворство никогда не было ее сильной стороной. Сейчас, конечно, в этом смысле Ника перешла на новый уровень; если верить ее новоявленному куратору из ФСБ, майору Красильникову, так вообще актерствовала будьте-нате. Но справедливости ради следует заметить, что лицедейские таланты в ней активировались лишь под влиянием нешуточной опасности. А тут при разговоре с подругой такая вдруг нервно-паралитическая реакция? Ника опасалась некстати шевельнуть не только какой-нибудь третьесортной лицевой мышцей, но и всем костно-мышечным аппаратом в целом! Включая поджатые пальцы ног в пушистых тапках.