Взгляд касается сначала его помятого лица, а затем опускается к звёздам на животе. Чувствую, как в ту же секунду в грудной клетке нарастает смущение, смешанное с тошнотой, и, закрыв рот рукой, бегу в ванную комнату.

Несколько минут меня просто безжалостно выворачивает наизнанку. Когда же поднимаюсь на ноги и становлюсь у раковины, чтобы умыться, вижу в отражении зеркала, стоящего у себя за спиной Матвея.

Становится неловко, потому что зрелище было точно не для его глаз.

— Ты как? — спрашивает, подавая мне полотенце.

— Отлично. Лучше всех…

— В шкафчике под раковиной есть новая зубная щётка в упаковке.

Беру из рук Громова полотенце, быстро чищу зубы и умываю лицо холодной водой, под его пристальным взглядом. Интересно, а если я захочу душ принять, он тоже будет стоять и смотреть?

— Прости за вчерашнее, — неожиданно заявляет, пока я вытираю лицо полотенцем. — Не надо было тебе звонить. Сам не помню, зачем это сделал.

— Может просто нужно пить меньше?! Тогда и звонить мне не станешь и с памятью сразу проблемы решатся.

— И это тоже. Но тебе в любом случае не нужно было за мной приезжать. Что за дурость, Марина?! Тебе в такое время вообще вне дома делать нечего.

Отлично просто! Громов как всегда в своём репертуаре. Даже спасибо сказать нормально этот мужчина не в состоянии. Начал с извинений, а закончил один хрен тем, что отчитал меня таким тоном, будто это я во всём виновата.

И вроде бы ничего необычного. Типичное поведение Матвея. А меня вдруг такая злость берёт. Дёргаными движениями вешаю на крючок полотенце и, резко развернувшись, прожигаю взглядом Громова.

— Ты знаешь, да! Ты прав! Я не должна была за тобой ехать! Только и ты впредь мне больше не звони никогда, понял? Только если дело касается работы! Во всех остальных ситуациях я тебя ни видеть, ни слышать не хочу. Так что если ты в следующий раз вдруг напьёшься, или тебе станет скучно или зачешется левая пятка, найди себе другого собеседника, Громов. Я не обязана слушать по ночам твои пьяные бредни и уж тем более проблемы твои меня не касаются. Более того, меня они ещё и не волнуют ни на грамм. Как, собственно и ты сам.

— Тогда зачем ты вчера приехала? — вопросительно выгибает бровь Громов.

А я снова стою и молча открываю рот, как та самая камбала, с которой он меня когда-то сравнил. Потому что не знаю, что ему на это ответить.

— Мне домой пора, — бормочу себе под нос. Обхожу Матвея и торопливо иду в сторону прихожей.

Быстро обуваюсь, желая как можно скорее выйти из этой квартиры, но неожиданно Громов вырывает второй кроссовок у меня из рук.

— Куда собралась? Я отвезу!

— Не надо меня подвозить, Матвей Викторович. Я сама доберусь.

— Не провоцируй меня, Марина…

— А вы не провоцируйтесь, — выдавливаю самую лучезарную свою улыбку, прекрасно понимая, что конкретно сейчас дико раздражаю этим Громова. — Кроссовок второй отдайте, пожалуйста.

Протягиваю руку и жду, но в ответ босс только сверлит меня свирепым взглядом.

— Либо я отвожу тебя домой, либо ты сидишь здесь.

— Либо я выйду отсюда в одном кроссовке.

— Ты этого не сделаешь.

— На слабо меня берёте?

— Ну пусть будет так.

— Да пожалуйста, — фыркаю. — В эту игру, Матвей Викторович, можно играть вдвоём.

Демонстративно прямо в одном кроссовке открываю дверь и собираюсь шагнуть в подъезд, только вот сделать мне этого не удаётся. И не потому что Громов меня останавливает. А потому что за дверью нас обоих ждёт сюрприз.

— Эм… Матвей, а что здесь происходит? — на пороге стоит мама Громова и рассматривает нас обоих, мягко говоря, удивлённым взглядом.

В ступоре оборачиваюсь на своего босса, стоящего у меня за спиной в одних спортивных штанах с голым торсом и держащего в руке мой кроссовок… а рядом я — растрёпанная, ненакрашенная, в мятой одежде и обутая на одну ногу. И понимаю, что объяснить эту картину маме Матвея будет проблематично…