Как же она себя винила!

А уж со дня, как явился рано утром на княжье подворье боярин Гостивит да потребовал с князя ответа, куда пропала старая княгиня, и вовсе поедом съела. Накануне ночью Ярослав и пары часов в горнице не провел, допоздна засиделся с воеводой Крутом, толкуя, как теперь быть.

— … мне мамка сказывала, его мальцом она в тереме всяко шпыняла. Ну, из-за того, что он...

— Да что говоришь ты, дура! Тише!

Звенислава отвлеклась от своих невеселых дум, услыхав, как сидевшие за пряхами девушки зашикали на одну из них, заставляя замолчать. Она подняла голову от вышивки, и провинившаяся девка, покраснев до корней волос, видневшихся из-под очелья, бросилась ей в ноги.

— Княгинюшка, не губи дуру непутевую! — заголосила та, и Звенислава опешила. Она ведь даже не ведала, о чем они говорили за работой.

— Встань, встань же, — она потянула валявшуюся у нее в ногах девку за плечо, заставляя подняться.

Немало седмиц прошло, как взял ее Ярослав в жены, а все никак не привыкла она, что теперь ей в ноги бросаются, ища защиты али прощения. Раньше-то она поклоны до земли клала.

— О чем ты говорила? — Звенислава нахмурила светлые брови, стараясь глядеть грозно.

Надо же было разобраться, отчего заголосила глупая девка.

— Княгинюшка, не губи, — вновь повторила та, поправляя растрепавшиеся волосы да хлопая испуганно глазами.

Тетка Бережана сурово поджала губы и покосилась на княгиню. Пошто разбираться, оттаскала бы непутёвую за косы, вот и ладно!

— Отвечай мне! — Звенислава нетерпеливо притопнула каблучком.

Может, внутри и не скоро она свыкнется с тем, кем теперь стала, но уж внешне не позволит ни себя, ни князя бесчестить!

— Да говорили мы о старой княгине, — девка понизила голос до шепота. — Люто она нашего князя невзлюбила, когда был тот мальцом.

— И что?..

— И немудрено, что он порешил ее так наказать...

Чернавка не договорила. Ее слова прервала звонкая пощёчина от разгневанной, побелевшей Звениславы.

— Как смеешь ты! — она взвилась на ноги, возвышаясь над сидящей на полу девкой. — Как смеешь ты лаять князя!

Ее трясло от гнева, от горькой несправедливости произнесенных слов — уж второй раз за одно утро. Не сдержавшись, она ударила чернавку, посмевшую наговорить таких дерзостей.

— Две седмицы самой черной работы научат тебя молчать, — свысока Звениславка окинула ревущую белугой девку строгим взглядом. — И коли хоть единожды я еще подобное услышу, сразу в поруб отправишься! Все вы! А теперь поди прочь с глаз.

Провинившаяся чернавка сочла за лучшее повиноваться, не став вымаливать прощение. Видела, что ее не простят. Оставшиеся в горнице девушки притихли под разгневанным взглядом княгини, склонились над веретенами. А тетка Бережана посмотрела на нее с одобрением и согласно покивала.

***

С веча вернулись, уже когда давно солнце перевалило за полудень. Заслышав снаружи шум, Звенислава подорвалась с места и поспешила на крыльцо. Она выскочила на улицу как была, в одной рубахе да поневе, не захватив из другой горницы теплую свиту. А выскочив, едва не застонала от разочарования: Ярослава среди вернувшихся не было.

Чеслава уже шагала к ней, спеша через двор. Звенислава впилась взглядом в ее лицо, пытаясь угадать, добром ли закончилось вече?..

— Князь с боярами остался потолковать. У Любши Путятовича в избе станут вечерять, — воительница опередила ее вопрос, уразумев все по встревоженному лицу княгини и ее заломленным рукам. — Идем в терем, госпожа. Ты вся дрожишь.

И то правда. На промозглом ветру Звенислава замерзла в тот же миг, как ступила на крыльцо.

— Ты голодна? Устала? — они вошли в сени, и княгиня заглянула Чеславе глаза.

Ее губы тронула слабая улыбка.

— Не дитя, чай. Потерплю до вечери.

Звенислава лишь покачала головой, а после увлекла за собой воительницу через сени на другую сторону терема. Поймав выходящую из стряпущей девку, она велела принести каравая и теплого киселя к себе в горницу. Когда вместе с Чеславой они поднялись по всходу на женскую половину и вошли в светелку, Звенислава принялась зажигать жировики да лучины, а воительница неловко замерла на одном месте, прямо посреди сундуков с приданым да всяких женских вещиц.

Высокая, широкоплечая, в истрепавшемся воинском плаще да портках из грубого полотнища, она чуждо смотрелась в окружении прялки с куделью, шкатулки с украшениями княгини, стопки тонко выпряженных, богато украшенных рубах. Она и сама это разумела, оттого и топталась неловко, не решаясь пройти и сесть за стол.

А вот княгиня неловкости никакой не чувствовала. Она опустилась на лавку и приветливо похлопала ладонью рядом с собой.

— Садись, чего же ты!

Пока Чеслава возилась с завязками плаща, в горницу постучались две чернавки с караваем и кувшинами. Нынче они управились гораздо быстрее обычного. Порой Звенислава долго ждала, пока исполнят ее наказ. Что же. Может, не напрасно княгиня Доброгнева строжила весь терем? У нее слуги и присесть на лавку боялись, коли солнце еще не зашло.