— Что пропустите?.. — крикнула им Звениславка, но близнецов уж след простыл. — Опять шалость какую замыслили… — сказала она сама себе.

Всего пару седмиц назад близнецы спутали у теремных девок кудели, чем сильно разгневали княгиню Доброгневу. Ведь сколько времени зря потратили, пока распутывали! А следовало с пряжей поспешать, ткать Рогнеде приданое. Мальчишкам влетело от матери тогда знатно, но они быстро все позабыли, коли сызнова за шалости взялись.

Заслышав громкий шум во дворе, Звениславка встрепенулась и отложила недошитую рубаху на лавку. Кто-то кричал, и сразу после затрубили в рог. Звениславка вздрогнула и подорвалась к двери. Ей отчего-то казалось, что в рог трубили зло. Не так, как привечали бы славного князя. А так, словно трубили о немирье. Она легко сбежала по всходу вниз и столкнулась нос к носу с бледной, перепуганной Рогнедой. Против обыкновения, княжна заговорила с ней первой:

— Там… там… — она взмахнула руками, и длинные, широкие рукава ее нарядного платья затрепетали вслед ее движениям.

Звениславка обернулась в сторону, куда указывала Рогнеда: во дворе сновали туда-сюда люди, бегали теремные девки, раздавался стук кузнечного молота, и мальчишки путались у всех под ногами. А потом она увидела воинов из дружины, вздевавших кольчуги, и посмотрела на испуганную сестру.

— Что приключилось? — ее голос дрожал, и Звениславка почувствовала, что сама дрожит.

— Не ведаю… трубили в рог, а после батюшка велел лучникам подняться на вал. И сам он там! — Рогнеда всхлипнула и поднесла ладони к лицу.

Звениславка выбежала на крыльцо и схватила за руку первого попавшегося отрока.

— Что приключилось? — спросила она, склонившись к нему. — Бажен, что там?!

На удачу ей попался сын дядькиного воеводы, и, утерев рукавом пот со лба, тот покладисто ответил:

— Батька сказывал, порубили того князя… потому и рог трубил, — Бажен убежал, прежде чем Звениславка опомнилась.

Она пошатнулась и ступила назад, прислонилась лопатками к теплому деревянному срубу, нагретому летним солнышком. Рядом с ней стала Рогнеда, и вместе они в молчании наблюдали, как выводили из стойл лошадей, как воины опоясывались мечами, как подсоблявшие им мальчишки тащили отцам и дядькам тяжелые колчаны с длинными стрелами. Вся эта суета поднимала с земли облака пыли, и степной сухой ветер подхватывал ее, разносил вокруг.

Звениславка поискала взглядом близнецов, но мальчишек словно след простыл. Их не было ни во дворе, ни подле отца на валу у стены. «Куда же вы запропастились?..»

— Вы что здесь позабыли обе! — появившаяся из ниоткуда княгиня Доброгнева напустилась сразу на них обеих. — Живо в терем, живо!

— Матушка! — Рогнеда бросилась к ней, ловя за руки. — Что такое…

— Ступай в терем, — велела ей мать и подтолкнула в спину, уводя с крыльца. — А ты сбегай-ка за травами к знахарке. А лучше — ее саму сюда приведи. И чтоб тотчас воротилась! — прикрикнула княгиня.

У Звениславки зуб на зуб не попадал от страха, но все же она кивнула. Подобрав юбку простого серого платья, она слетела с крыльца и побежала прочь от терема, оставляя его позади. Она спешила в городище, примыкавшее к крепости, где жил князь с семьей да ближней дружиной. Звениславка бежала изо всех сил, и длинные косы летели ей вслед. Навстречу ей также спешили люди: простые мужики и воины, что жили вдали от княжьего терема. Все они шли нынче туда, повинуясь зову рога.

У нее сбилось дыхание, и раскрасневшаяся Звениславка перешла на шаг. Она попыталась пригладить волосы, выбившиеся из тугой прически, когда ее окликнула какая-то женщина с плачущим ребенком на руках:

— Милая, что там приключилось-то хоть?

Звениславка покачала головой и пожала плечами. Если б она ведала! Со знахаркой она столкнулась на половине пути: госпожа Зима несла в руках огромную корзину, доверху наполненную глиняными горшками и связками сухих трав.

— Подсоби-ка мне, — велела знахарка, передав подоспевшей Звениславке свою ношу. Та покачнулась, едва не упав, а госпожа Зима тем временем потуже завязала платок, пряча под ним свои темные, посеребренные сединой, косы. — Больно уж спешила, — она забрала у Звениславки корзину.

— Я бы понесла что-нибудь, — робко предложила та, едва успевая за быстрым шагом знахарки. Госпожу Зиму она побаивалась. Впрочем, ее побаивались многие, и даже сама княгиня Доброгнева не смела ей указывать.

— Надорвешься, дитятко, — с ухмылкой ответила знахарка.

В их городище никто не знал, сколько знахарке зим, да откуда она, какого роду-племени. Она пришла к ним пару зим назад и поселилась на самом краю городища, на отшибе, где никто, кроме нее, и не жил. Она носила две длинных черных косы, а значит, не знавала мужа, никогда не была просватана. Люди чурались ее, матери уводили подальше детей и не позволяли им играть подле ее старой, покосившейся избы, пока однажды не занемог князь Некрас. Дружинный лекарь не сдюжил его исцелить, и тогда кинули клич по соседним городищам и княжествам.

Зима сама пришла в княжий терем и посулила, что поставит князя на ноги. Доброгнева Желановна пообещала заживо похоронить ее, коли с князем от ее ворожбы что приключится. Но недуг Некраса Володимировича прошел, и со временем тот оправился. Бояться знахарку меньше не стали, но больше не плевали вслед. А князь и вовсе всякий раз велел звать ее, чуть кто из домочадцев занемогал.

Звениславке было любопытно, почему застала знахарку уже на половине пути к терему, но она боялась спросить. Госпожа Зима пугала ее: нездешняя, со строгим худым лицом, с холодным взглядом светло-голубых глаз. Она и одевалась иначе, и вела себя иначе, и не больно много с кем охотно заговаривала. Знахарка носила непривычные украшения: поверх любого ее платья пониже шеи всегда лежало толстое обручье, выполненное из перекрученных железных нитей. Оно было замкнутым, без застежек или завязок, и его нельзя было снять, не сломав. Звениславка никогда таких не видела.