Закатав рукава рубахи по локоть и портки до колен, Ярослав Мстиславич перебросил из руки в руку меч, приноравливаясь к весу, и поправил на лбу ремешок, что стягивал волосы.

Поглядеть на князя собралась половина терема, коли не больше. Горазд приметил в толпе и княгиню, и гордую княжну, и девку, которую спутал нынче ночью с холопкой. Подальше от семьи и слуг князя Некраса столпились кмети из дружины Ярослава Мстиславича. Их князь редко брался за деревянный меч, редко сам возился с отроками, потому-то они и пришли поглазеть на такую диковинку. Коли князь будет воинскому умению учить!..

Ярослав Мстиславич щадил его, и потому Горазд продержался против него дольше, чем загадывал. Лишь один раз он отвлекся на девку, и этого уже князь ему не спустил. Пропустив болезненный, обидный удар, Горазд уронил себе под ноги меч, и его правая рука повисла вдоль тела словно плеть.

— Добро, — сказал Ярослав Мстиславич. Рубаха на нем промокла от пота насквозь; солнце здесь начинало жечь, едва показавшись на небе.

— Благодарю за науку, княже, — Горазд поклонился ему в пояс и пошел убирать деревянные мечи, когда посреди двора прозвучал голос:

— А со мной померяешься силой, Ярослав Мстиславич? — к ним шел один из кметей князя Некраса. Судя по его богато расшитой рубахе и воинскому поясу из добротной, крепкой кожи, служил он в дружине воеводой али десятником. Был он хорош собой: высокий и темноволосый, с широкой ясной улыбкой. Девки оборачивались ему вслед, и Горазд кривился… правду сказывают старшие мужи: никто этих девок не разберет!

— Как зовут-то тебя? — прищурившись, спросил Ярослав Мстиславич.

— Ладимиром величают. Я Некрасу Володимировичу десятником служу. Много о тебе слыхал, князь. Говорят, воин ты великий…

— Люди многое говорят, — мужчина хмыкнул.

Сопровождаемый взглядом толпы зевак, он подошел к десятнику, остановившемуся ровно посередине двора.

— Некогда мне нынче силой мериться. Ты уже не взыщи, — глядя ему в глаза, негромко произнес Ярослав Мстиславич, но люди услышали каждое его слово.

Задетый за живое, Ладимир вспыхнул ярким румянцем гнева и обиды.

— Может, и вправду люди лишь болтают, — слова сорвались с языка, прежде чем он успел хорошенько их обдумать.

Князь нахмурился, отступил назад и, заложив пальцы за пояс, окинул Ладимира долгим, пристальным взглядом.

— Последил бы ты за языком, десятник, — произнес он, покачав головой. Потом обернулся к Горазду, так и застывшему в паре шагов от них. — Принеси меч.

Отрок узнал этот голос и понял, что чужому десятнику несдобровать. По толпе пронесся сдержанный гомон, и один из кметей Некраса Володимировича подозвал к себе мальчишек, глазевших на происходящее. Велел им что-то, и те разбежались по двору в разные стороны.

«Послал за князем», — подумал Горазд, спеша в терем. Или десятник Ладимир лишился разума, или он и впрямь намеренно князя оскорбил. А коли так, то десятник точно был не в своем уме!

Меч князя лежал в горнице поверх седельных сумок, и Горазд порадовался, что накануне отполировал его и почистил. Толпа заметно поредела, когда он вернулся. Кто-то прогнал и теремных девок, и холопов, и даже отроков. Ушла и здешняя княгиня с княжнами. Правда, княжна Рогнеда все же подсматривала за тем, что творилось во дворе, сквозь небольшую щелку в приоткрытой двери.

Горазд с поклоном передал меч князю, и тот с усмешкой поглядел на десятника: мол, не передумал еще? Ладимир вскинул гордый подбородок и поудобнее перехватил рукоять своего меча.

… потом станут рассказывать, что, мол, десятник Ладимир поскользнулся, споткнувшись о притаившийся в пыли камень. Что его ослепило солнце, и потому он промахнулся. Что князь Ярослав исподтишка кинул песком ему в глаза, и потому бой нельзя назвать честным. Многое станут потом рассказывать.

А правда состояла в том, что, когда на двор прибежал Некрас Володимирович, князь Ярослав как раз третий раз хорошенько окунал десятника Ладимира головой в бочку с ледяной колодезной водой. Он держал его за шею и что-то негромко приговаривал, и слов было не разобрать, но Горазду показалось, что Ярослав Мстиславич учил его уму-разуму.

***

Во время утренней трапезы за столом, где собрались оба князя с воеводами да ближними мужами, прислуживали две молоденьких княжны. Расспросив теремного холопа, Горазд узнал, что вторую зовут Звенислава, и приходится она князю Некрасу братоучадом.

Сам отрок, как полагалось, топтался в дверях — коли понадобится князю али воеводе Круту. Ярославу Мстиславичу подливала квас княжна Рогнеда, не иначе как по приказанию строгого батюшки. Не чета себе на пиру, нынче княжна смотрела в пол и вовсе не улыбалась.