– Выкладывай.

– Мондрагон. Мы, как уже сказано, вредить ему не смеем. И не можем, само собою, дозволить заезжим убийцам расправляться с мексиканскими подданными... Но если с генералом приключится несчастье, в котором не будут повинны правительства - как местное, так и американское, - даю гарантию: виновник неприятности не пострадает никоим образом.

Город Эрмосильо, отстоящий от границы миль на сто пятьдесят, числится столицей штата Сонора, населяется примерно двумястами пятьюдесятью тысячами жителей, имеет университет и уйму хороших гостиниц.

Я прибыл в гостиницу Гайдара.

Человеку, дежурившему при входе, следовало отдать должное: мексиканец и глазом не моргнул, услыхав, что нефтепромышленник мистер Кода явился проводить медовый месяц без жены. Загодя заказанный номер дожидался исправно, а семейные дела никого постороннего не касались. Очень здравый и цивилизованный подход к Делу.

– Мы ждали вас накануне, сеньор, - сказал мексиканец.

В голосе звучало не дурацкое любопытство, а вполне естественный упрек. Я поблагодарил за то, что номер не отдали другому, сослался на непредвиденную дорожную задержку. Пообещал заплатить с лихвой, и тем немедленно вернул себе расположение служащего.

Приближаясь к двери своего будущего обиталища - гостиница была, в сущности, мотелем, состоявшим из множества одноэтажных, разбросанных по живописным лужайкам коттеджей, - я внезапно почувствовал облегчение. До чего же было славно остаться одному, без Глории Коли, в девичестве Пирс! Не могу сказать, будто женщина чересчур обременяла меня; однако и не облегчала жизни своим несравненным присутствием. Работать, когда бок о бок с тобой сшивается неумеха, стеснительно...

– Тела Хорхе Медины, - доложил Рамон, продолжая жевать аппетитную тортилью, - и четверых водителей обнаружили прямо возле грузовиков.

– Что, и шоферов пристукнули? Тоже допрашивали?

– С пристрастием. Но Медина, выгрузив оружие, по-видимому, сменил водителей; новые люди не знали ничего. Либо это, либо небывалый героизм... Последнее кажется маловероятным. В любом случае, шоферы не проговорились, иначе Мондрагон уже обзавелся бы винтовками.

Я чуть не спросил, какого размера были грузовики, но вовремя прикусил язык. Рамон явно забавлялся, проверяя, не выпрямились ли, часом, у меня мозговые извилины со времени последней встречи. Припомнив, какого свойства дороги в Мексике, прикинув необходимость более-менее скрытного передвижения по боковым проселкам, учтя еще несколько подробностей, о которых распространяться ни к чему, я пришел к выводу: крупные фургоны, общей вместимостью около шести тысяч кубических футов... Ого! Это, разумеется, не пятидесятитонные трейлеры - но все равно, оружия в подобный объем напихано было много. По грубому подсчету, три тысячи штурмовых винтовок, миллион патронов, да еще оставалось местечко для тяжелых пулеметов, гранатометов и тому подобной прелести.

– Н-да, - промолвил я задумчиво.
– Не подумал бы, что четыре вшивых фургона могут снабдить небольшую армию.

Рамон одобрительно улыбнулся.

– Армию, - повторил он.
– Вот и нельзя, чтобы у Мондрагона появилась армия.

– А найдется у этих героев-освободителей три тысячи бойцов?
– полюбопытствовал я.
– И в состоянии ли три тысячи солдат, пускай даже хорошо вооруженных, захватить Мексику?

– Фидель Кастро начинал захватывать Кубу, имея под ружьем восемьдесят два человека.

– В начале, да. И усиливал отряд по мере продвижения в глубь страны. Однако, Мондрагон, похоже, отнюдь не Фидель - у бородатого параноика, по крайности, военные таланты наличествовали, а Мондрагону, судя по тому, что я повидал ночью, только уличной шайкой распоряжаться. И правительство мексиканское, хотя не из ангелов состоит, но и с головорезами Батисты в сравнение идти не может. Вряд ли мексиканцы подымутся по первому зову.

Рамон вздохнул.

– Существуют инфляция, бедность, недовольство... И это Мексика, друг мой. Здесь постоянно отыскиваются крикливые политики, сулящие людям золотые горы, черную икру на первое, копченый окорок на второе и птичье молоко - на третье... А люди темны и доверчивы. Нашу историю, повторяю, писали винтовкой и пушкой. Даже если Мондрагону и не удастся въехать в Мехико на белом коне - ему это, конечно же, не удастся, - север страны превратится в поле битвы, хлынет кровь, нанесенные раны будут заживать десятилетиями... Ничего этого не случится, коль скоро Мондрагон винтовок не получит.

– Значит, разыщем винтовки, да из обращения изымем. Но как ты отчитаешься перед... боевыми товарищами, отпустив поганого американского контрабандиста и его шлюху подобру-поздорову? Нельзя же всему батальону излагать наш замысел?

– Нельзя, - признал Рамон.
– Посему, женщина останется здесь. Я представлю ее как заложницу, обеспечивающую примерное поведение Горация Коди. Уведомлю солдат, что ты взялся исправить содеянное и намерен вручить оружие правительству. А жена, сообщница твоя, побудет с нами. После окончательного успеха чету Коди выставят вон, в Estados Unidos,и навсегда воспретят им доступ на мексиканскую почву.

С минуту я изучал Рамона. Спрашивать о нашей судьбе в случае моего неуспеха было бы наивно. Все повиснет на волоске, будет зависеть исключительно от веса и влияния, коими обладает мой давнишний знакомец. Мстительности в Рамоне Солана-Руисе не наблюдалось никогда. Равно как и сентиментальности. Не думаю, что Рамон пустился бы на риск, вызволяя меня и мнимую мою жену, потребуй кто-либо - к примеру, политический офицер Луис Алеман - примерного наказания для подлых гринго.