Акерман быстро спросил:

– Значит, вы признаете, что собираетесь наводнить сша дешевыми наркотиками?

Васкес пожал плечами.

– Эта комната полна прекрасных запахов, и рядом со мной лежит недоеденное жаркое, тем не менее, Браво сидит рядом со мной, сопротивляясь этому ужасному для него искушению. Неужели я должен считать, что у человека меньше самоконтроля, чем у собаки? Действительно, вы хотите судить старого безумного калеку, в то время как вы могли бы доказать вашим начальникам и вашей прессе, что неизвестный Старец - всего лишь подставная фигура, а реальная власть над торговлей наркотиками в Южной Америке со связями во всем мире, и финансовыми и религиозными, принадлежит более молодому человеку, которого вы могли бы привести с собой в качестве пленника.

– Куда вы клоните?
– подозрительно спросил Акерман.

– Гектор, пожалуйста, выйди вперед.

Паломино вышел вперед и стал возле Васкеса. Васкес сказал:

– Дамы и господа! Я отдаю вам сеньора Гектора Паломино Эскобара, точнее, он сам отдает себя вам, мистер Акерман. Гектор сделал ошибку. Ошибки здесь не прощаются, как вы все знаете. Остальные, кто в этом участвовали, уже наказаны, Гектору была дана возможность выбрать себе наказание, и он сознательно на это пошел. Американская тюрьма - это просто дом отдыха по сравнению с тем, что ему бы пришлось перенести здесь, чтобы искупить свою ошибку. Дав слово и будучи человеком чести, он предоставит вашим чиновникам массу информации о международных наркотических сделках и признает, что он их вел от моего имени. Он, с моего разрешения, гордо объявит себя первосвященником Компаньерос де ла Охо - слуг листа, новой кокаиновой религии, которая охватывает мир. И, наконец, он признает ритуальную казнь журналиста Штейнера, которому удалось проникнуть в тайны Компаньерос и который собирался открыть их в печати.

Васкес наклонился вперед.

– Это будет очень зрелищный суд, я уверяю вас. И вы, мистер Акерман, вы будете агентом, который сорвет овации за то, что привели к правосудию это преступное чудовище. Подумайте над этим, мистер Акерман, хорошо подумайте!

Акерман глубоко вздохнул, но ничего не сказал. Васкес подал сигнал, и Паломино вернулся на свой пост возле дверей. Один из официантов налил еще коньяка в мой шарообразный бокал. Васкес смотрел, как я пытался выпить из него.

– А вы, мистер Хелм, - сказал он.
– Пока мистер Акерман думает свою думу, позвольте узнать, что бы удовлетворило вас?

– Я удовлетворен, - сказал я, стараясь допить последний глоток коньяка из пузатого бокала. Я продолжал, взглянув на женщину, которая сидела слева от меня:

– Если миссис Штейнер не причинят никакого вреда и позволят ей заниматься своим делом без всякого вмешательства, я удовлетворен. Это моя работа. Несмотря на то, что некоторое время я не был в состоянии выполнять ее, и у меня до сих пор в некотором смысле связаны руки, это до сих пор моя работа. Если она здесь просто ужинает с друзьями, у меня нет причин возражать. Если ситуация изменится, я буду выполнять приказ, насколько хорошо я смогу. Может быть, в данной ситуации это будет не очень хорошо, но, как бы там ни было, я прошу вас иметь это в виду.

Васкес одобрительно кивнул.

– Вполне ясное заявление. У вас есть такое же чувство ответственности за кого-нибудь, кто сидит за этим столом, например, мисс Нан? Вы провели вместе несколько дней.

Я взглянул через стол и отчетливо сказал:

– Белинда - хорошая девочка. Но я за нее не отвечаю.

Васкес серьезно взглянул на меня.

– Вы понимаете, что вы говорите?

Я сказал:

– Я ведь был здесь, сэр.

Всегда помогает, если ввернуть уважительное "сэр" или даже два. Даже самые умные любят это. Я сказал:

– Я - один, сэр, я не могу отвечать за весь мир. Мои инструкции не предписывают защищать никого, кроме миссис Штейнер. Насколько я знаю, остальные отвечают сами за себя.

Лицо Белинды побледнело, но она еще контролировала себя.

– Теперь я знаю, что человек чувствует, когда его бросают в волчью яму. Премного благодарна, сволочь! Она посмотрела на человека рядом с собой.

– От тебя мне тоже ждать нечего?

– Если ты помнишь, ты уволилась достаточно громко, - сказал Акерман даже с каким-то удовлетворением.
– Если тебе нужна поддержка - купи костыль.

Я увидел, что в ее взгляде промелькнул страх. Она подала сигнал ближайшему официанту наполнить ей стакан тягучей жидкостью. Васкес сказал:

– Мистер Хелм, вы хотите, чтобы я поверил, что вы здесь только потому, что вам приказали защищать миссис Штейнер? И что у вас нет никаких личных...

– Личное ничего не значит в моем деле, сэр.

Васкес прокашлялся.

– Значит, мы занимаемся разными делами. Для меня личное значит очень много, мистер Хелм. Мой сын был убит, как вы знаете. И, чтобы расплатиться, я буду делать все, что в моих силах, чтобы вредить мерзкой стране, которая за это отвечает. А вы заявляете, что вы не хотите мстить за смерть вашей подруги Мадлен Рустин, не говоря о вашей собаке Хэппи. У вас нет никакого желания отомстить? Извините, но вы не производите впечатления человека, который умеет прощать. Я думаю, вы не умеете лгать, мистер Хелм.

– Мне все это говорят, но я стараюсь, - сказал я.

Васкес сказал:

– Честно говоря, я не чувствую особой ответственности за смерть женщины. Она обидела другую женщину, та была просто в ярости. Мы использовали этот гнев для своей цели. И в этом случае не имеет значения, что мои люди предоставили средства мести, то есть гранату. И без гранаты эта девушка сделала бы то же самое, только другим оружием. Вы согласны?

Спустя секунду я облегченно кивнул.

– О`кей. Можно сказать, что Мадлен сама напросилась, хотя ее спровоцировали. Но Хэппи...