заработала миллион долларов, но моя дочь отмахнулась от меня, как будто я не знаю, что такое тяжелый труд. Поппи думала, что я часами бренчу на пианино, потому что

мне наскучила моя изнеженная жизнь.

— Я уже знала это.
– Сказала я Акселю.

— Если ты это знаешь, почему не видишь в этих чертах ее силу? Из разговора, который

я подслушал между вами, мне показалось, что ты хочешь, чтобы её мечты были

меньше. Ты не веришь в свою дочь?

Моя отвисла челюсть от изумления.

— Конечно, я верю в свою дочь. Я просто не хочу, чтобы она была настолько

поглощена своими амбициями, что не заметила, как детство прошло мимо нее. Поппи

на целые годы опережает своих одноклассников и вот-вот поступит в старшую школу. Я

не понимаю. К чему такая спешка со взрослением? Такими темпами она поступит в

колледж в пятнадцать или шестнадцать лет.

— Ну и что? Меня приняли в колледж в пятнадцать.

— Это слишком рано.
– запротестовала я.

— Разве это не ей решать?

— Я... я… - заикалась я, не зная, как изложить свою точку зрения на это.

— Я получил аттестат в четырнадцать и подал заявку на стипендию в любой колледж, который бы меня принял. Тогда я был решительно настроен выбраться из своего

захудалого городка. И согласился на первый колледж, который предложил мне полную

стипендию. Но когда попросил у родителей одолжить мне денег, чтобы я мог оплатить

расходы, которые не покрывала стипендия, отец ударил меня по голове. Так что я

работал и копил деньги в течение года, прежде чем поступить в колледж в

шестнадцать.

Слова Акселя повисли в воздухе между нами. Когда-то давно он рассказал о своих

родителях-алкоголиках и о том, как разорвал с ними все связи. Я была рада, что он

исключил токсичные составляющие из своей жизни. Тем не менее, слышать это было

душераздирающе.

Аксель отмахнулся от печали, написанной на моем лице.

— Мне не нужно твое сочувствие.
– Сказал он резким тоном. — Я к тому, что к десяти

годам я уже знал, чего хочу, и ничто не могло меня остановить. Если твоя дочь похожа

на меня, она не заботится о том, чтобы прожить свое детство в полной мере. Это то, чего ты хочешь для нее.

В машине больше никого не было, и все же я чувствовала, что на меня ополчились.

— Почему это так плохо, что я не хочу давить на своего ребенка?

Аксель проигнорировал мое недоверчивое выражение лица.

— Кажется, Поппи нравится давление. Возможно, она процветает на нем.

Я была в замешательстве. В словах Акселя была доля правды, которую я не могла

опровергнуть.

— Как и твоя дочь, - продолжил он, — я хотел для себя большего и лучшего. Чего я не

хотел, так это чтобы люди говорили мне, что я не смогу этого сделать. Разве ты не

говорила мне однажды, что твоя мать не поддерживала твой выбор заниматься

музыкой? Как ее советы повлияли на ваши отношения?

О, Боже, неужели я превратилась в Зайну Миттал? Мама никогда не верила в меня, и

это было больно. Очень больно. Понимала я мечты Поппи или нет, но это был

тревожный сигнал, что я потерпела неудачу, не поддержав ее.

Я не смотрела на Акселя, на некоторое время уставившись в окно, пока мы свернули

с дороги и ехали по знакомой тропинке.

— Сегодня я назвала Поппи юной леди.
– Неохотно призналась я, проводя рукой по

лицу. Мама называла меня юной леди, и я чуть не вздрогнула, когда эти слова

вырвались из меня. — Никогда не думала, что называть кого-то юной леди вообще

заложено в моей ДНК.

Фу.

Уголки рта Акселя понимающе приподнялись. Меня поразило, как он меньше чем за

день помог мне лучше проникнуть в сознание Поппи, тогда как я не смогла добиться

этого за месяцы терапии. Это был прорыв.

Возможно, мне стоит позвонить Поппи сегодня вечером, чтобы воплотить в жизнь

некоторые советы Акселя. Это было хорошим началом, но мне нужно было больше.