Шрифт:
А потом будет Жоао, забастовка, день рождения Ма, и, как тогда, во время забастовки, Нина каждое мгновение будет незримо присутствовать рядом с Франсуа. Лед в Понтьерри — на самом деле она там, укутанная в шерстяные одежды, а под тканью ее икры, напоминающие булки, которые туго скручиваются под ладонью Франсуа, ее живот, переходящий в узкую ложбинку между бедрами, он не может оторвать от него глаз, он слышит биение ее раскрывающейся жизни, она стремится наружу, фонтанирует и рассыпается ясным смехом на морозном воздухе. Нина скользит по замерзшей реке, по которой уже идут первые конные упряжки.
О Нине он никому не рассказывал.
Вечер свидания с Ниной, Франсуа через окно наблюдает за тем, как Жозеф чистит яблоко. Жозефу шесть лет. Тихими, крадущимися шагами мальчишка подходит к деду, который сидит во дворе с кошкой на коленях, его глаза серебрятся из-за катаракты. Жозеф настороже, словно индеец. Вот он останавливается, весь начеку, снова делает несколько бесшумных шагов. Дед гладит кота, руку и все, что шевелится. Франсуа пытается понять, что затеял Жозеф, и ждет. И вот Жозеф просовывает пальцы в карман старика, стараясь не помять и не задеть ткань. Он почти не дышит, весь внимание. Из дедова кармана осторожно извлекает складной нож «Опинель» и удаляется все так же неслышно. Да, он сделал это, совершил недопустимый поступок — украл дедушкин ножик, за который расплатится множеством оплеух. Жозеф усаживается на ступеньку, Франсуа продолжает следить за ним. Жозеф достает лезвие, убирает его обратно, он любуется своей добычей: этот нож прошел две войны. Затем достает из рукава яблоко и скользит лезвием по золотистой кожуре, снимая тонкую стружку. Он старается резать так, чтобы из шкурки получилась змейка. Он отдается своему делу с удовольствием, пальцы липкие от сока; наконец яблоко полностью очищено и из желтого становится белым. Дед продолжает гладить кота, со своего места Франсуа видит улыбку на старческом лице. Франсуа не выдаст их — маленького воришку и старика, который притворился, что ничего не заметил, — они оба переступили границу. Он впервые видит своими глазами чистую, ясную радость. Но это тайна, и она наполняет душу Франсуа чем-то похожим на нежность.
И сколь ни мала была эта толика, она отнюдь не лишняя, чтобы помочь Франсуа перенести грядущие мучения.
Уходят и Жозеф, и Нина, и воспоминания о забастовке; ему надо бежать. Врата, что было открылись, громко захлопнулись в День Бейля. Утрата. Совершенная скорбь.
«Он отчалил где-то в пять часов вечера», — объяснил Тото полицейскому, составлявшему протокол допроса. Франсуа к этому моменту уже отрезанный ломоть. Жандармы нашли Тото после того, как в участок позвонил Жорж, двоюродный брат, который ждал Франсуа на своей лесопилке в Арденнах. Он назвал полицейским имя — Антуан Мейер, двадцать восемь лет, водитель тяжелого грузовика, должен был отвезти Франсуа из Парижа в Шарлевиль-Мезьер.
Ночь опустилась в одно мгновение и накрыла Тото, он задубел от холода, у него кончились сигареты; он топал по слежавшемуся снегу, прыгал на месте, надвинув шапку на лоб и прикрыв рот шарфом. Да куда он запропастился, этот придурок из Парижа? За три часа ожидания Тото не видел на узкой дороге ни единой человеческой души, ни машины, ни даже велосипедиста. Даже звери куда-то попрятались. Он прошел двести метров до поворота, осмотрелся по всем направлениям — никого. Тишина — ни ветерка, даже ветка не шелохнется. Тогда он вернулся к машине, пристроился около мотора, уже не заботясь ни о чем, кроме того, как согреть руки и успокоиться, да куда же делся этот Франсуа-как-его-там? Он окончательно разозлился, тем более что пальцы у него горели от обморожения. В свете зажигалки он взглянул на часы. Провести ночь в кабине грузовика не входило в его планы, но и груз оставлять он тоже не хотел. В тот же момент вспоминается кое-что, а именно — то, что может заинтересовать полицейских: он услышал странный шум. Франсуа ушел минут двадцать назад или около того, и после его ухода раздался громкий хлопок в небе. Что-то вроде сильного взрыва, который разлетелся эхом по всей округе. Тото замер, стараясь разглядеть дым от выстрела какого-нибудь охотника, но так ничего и не увидел. Он напряг слух, но звук так и не повторился. Стал кричать: «Есть здесь кто-нибудь? Хей-хо! Есть здесь кто-нибудь?» Но он не хотел, чтобы его подстрелили, еще чего не хватало! Никто не откликнулся на его призыв. Полицейский спросил, который был час, Тото сказал, половина третьего. И в пять часов, заявил Тото, он отправился сам, черт с ним, с грузом, не замерзать же насмерть! Он думал о своей жене, ведь ее даже невозможно было предупредить, какая жалость! Через три четверти часа — время подтвердил хозяин дома, которого тоже привлекли к допросу, — Тото постучался в дверь первого попавшегося здания. Он рассказал о поломке грузовика, о своем грузе, что остался под брезентом без присмотра. Его напоили кофе и нашли механика, который, правда, ничем не смог ему помочь. Тото пришлось заночевать в кабине, прикрывшись обрывками ветоши, выбора у него не было, а утро, как известно, вечера мудренее. Механик пообещал добраться до телефона и рассказать жене Тото и его начальнику о переделке, в которую тот угодил. И тогда Тото припомнил городок, куда направился Франсуа, и спросил механика, не видел ли тот одинокого молодого человека высокого роста, худощавого телосложения, темно-синие джинсы, куртка цвета хаки, перчатки и шапка темного цвета, какого точно, он не помнит. Механик только покачал головой: не видел он такого. Тото сказал офицеру, что был слишком взбешен, чтобы беспокоиться о судьбе Франсуа, и лишь когда наступила ночь, понял, что дело неладно.
— Я не был с ним знаком раньше, — сказал он, — но, хотя мы не успели толком поговорить, видел, что он вполне нормальный парень. К тому же он приходится двоюродным братом моему другу детства, так что оснований сомневаться в нем у меня особо не было. Стоило попросить, он сразу же отправился искать подмогу, причем спокойно — не ворчал и не отнекивался. Я, конечно, осознавал, что он может не вернуться, но в то же время, хоть убей, не понимал, в какой переплет он попал: сломал ногу? попал под машину?.. Но как бы то ни было, мне пришлось торчать в кабине, и я ничем не смог бы ему помочь. Может, он познакомился с какой-нибудь барышней или нализался в кафе… впрочем, это маловероятно… хотя лучше бы было так, хоть я и поклялся, что набью ему морду, если еще раз увижу. Я прикидывал и так, и так, и это позволило мне не заснуть. Иначе бы замерз. Наутро механик все-таки справился с мотором, и я поехал в Шарлевиль, кашляя, как паровоз, вы бы знали, как было холодно в кабине! Там я сразу же пошел к Жоржу и сказал: твой братец бросил меня в чистом поле со сломанным двигателем, и ему лучше придумать какое-нибудь веское оправдание этому поступку. Ну, — подытожил Тото, — вот вам и вся история. Жорж позвонил родителям Франсуа — вдруг они что-то знают о нем, но его отец сказал, что они уже в курсе случившегося. Странно все это, — заключил Тото, недоуменно почесывая бороду. — Ей-богу, странно!
— Я искала свою лису, — прошептала девочка.
Девчурка сидела на слишком высоком для нее стуле, болтала ногами и вглядывалась в пылающий камин, избегая взора полицейского. Офицер попросил ее повторить, он не был уверен, что правильно понял ребенка:
— Лису, ты сказала?
Девочка кивнула, продолжая смотреть на огонь.
— А потом?
— Лиса убежала.
— А человек?
Девочка тряхнула волосами, и они скрыли ее глаза:
— Он был наверху вагона, подскочил, а потом упал.
Она как раз вышла из леса, искала лису, хотя это и было ей запрещено. Она пряталась за деревьями. Со стороны все выглядело так, будто лисица играет с нею, то скользя по снегу, то неподвижно замирая. Девочка подбежала к дереву. Лисица побежала в чащу, девочка следом, от ствола к стволу.
— Это моя лиса, — произнесла девочка так тихо, что офицер не расслышал.
Лиса перебежала через замерзший ручей, она тоже. Они шли след в след. Лиса была очень красивая, хвост словно огромное перо.
— И что было дальше?
Девочка пожала плечами и натянула свитер на голову:
— Я уже рассказала все папе.
— Но мне же ты не рассказала.
— Пусть вам папа расскажет.
— Но его не было с тобой, он не может все помнить.
Отец девочки показал, что с другой стороны рощи его дочь видела человека, который забирался на вагон.
— Да, Аннет?
Та кивнула, не опуская свитера.
— И именно тогда ты услышала шум?
— Лиса убежала, — глухо промолвила Аннет.