Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 1. Стихотворения. Поэмы (1902–1910)
вернуться

Гумилев Николай Степанович
Шрифт:

115. Колокол

Медный колокол на башне Тяжким гулом загудел, Чтоб огонь горел бесстрашней, Чтобы бешеные люди Праздник правили на груде Изуродованных тел. Звук помчался в дымном поле, Повторяя слово «смерть». И от ужаса и боли В норы прятались лисицы, А испуганные птицы Лётом взрезывали твердь. Дальше звал он, точно пенье, К созидающей борьбе, Люди мирного селенья, Люди плуга брали молот, Презирая зной и холод, Храмы строили себе. А потом он умер, сонный, И мечтали пастушки: «Это, верно, бог влюбленный, Приближаясь к светлой цели, Нежным рокотом свирели Опечалил тростники».

116. Завещание

Очарован соблазнами жизни, Не хочу я растаять во мгле, Не хочу я вернуться к отчизне, К усыпляющей, мертвой земле. Пусть высоко на розовой влаге Вечереющих горных озер Молодые и строгие маги Кипарисовый сложат костер. И покорно, склоняясь, положат На него мой закутанный труп, Чтоб смотрел я с последнего ложа С затаенной усмешкою губ. И когда заревое чуть тронет Темным золотом мраморный мол, Пусть задумчивый факел уронит Благовонье пылающих смол. И свирель тишину опечалит, И серебряный гонг заревет В час, когда задрожит и отчалит Огневеющий траурный плот. Словно демон в лесу волхвований, Снова вспыхнет мое бытие, От мучительных красных лобзаний Зашевелится тело мое. И пока к пустоте или раю Необорный не бросит меня, Я еще один раз отпылаю Упоительной жизнью огня.

117. Старый конквистадор

Углубясь в неведомые горы, Заблудился старый конквистадор. В дымном небе плавали кондоры, Нависали снежные громады. Восемь дней скитался он без пищи, Конь издох, но под большим уступом Он нашел уютное жилище, Чтоб не разлучаться с милым трупом. Там он жил в тени сухих смоковниц, Песни пел о солнечной Кастилье, Вспоминал сраженья и любовниц, Видел то пищали, то мантильи. Как всегда, был дерзок и спокоен И не знал ни ужаса, ни злости. Смерть пришла, и предложил ей воин Поиграть в изломанные кости.

118. Заводи

Н. В. Анненской

Солнце скрылось на западе За полями обетованными, И стали тихие заводи Синими и благоуханными. Сонно дрогнул камыш, Пролетела летучая мышь, Рыба плеснулась в омуте... ...И направились к дому те, У кого есть дом С голубыми ставнями, С креслами давними И круглым чайным столом. Я один остался на воздухе Смотреть на сонную заводь, Где днем так отрадно плавать, А вечером плакать, Потому что я люблю тебя, Господи.

119. Варвары

Когда зарыдала страна под немилостью Божьей И варвары в город вошли молчаливой толпою, На площади людной царица поставила ложе, Суровых врагов ожидала царица нагою. Трубили герольды. По ветру стремились знамена — Как листья осенние, прелые, бурые листья. Роскошные груды восточных шелков и виссона С краев украшали литые из золота кисти. Царица была — как пантера суровых безлюдий, С глазами — провалами темного, дикого счастья. Под сеткой жемчужной вздымались дрожащие груди, На смуглых руках и ногах трепетали запястья. И зов ее мчался, как звоны серебряной лютни: «Спешите, герои, несущие луки и пращи! Нигде, никогда не найти вам жены бесприютней, Чьи жалкие стоны вам будут желанней и слаще. Спешите, герои, окованы медью и сталью, Пусть в бедное тело вопьются свирепые гвозди, И бешенством ваши нальются сердца и печалью И будут красней виноградных пурпуровых гроздий. Давно я ждала вас, могучие, грубые люди, Мечтала, любуясь на зарево ваших становищ. Идите ж, терзайте для муки расцветшие груди, Герольд протрубит — не щадите заветных сокровищ». Серебряный рог, изукрашенный костью слоновьей, На бронзовом блюде рабы протянули герольду, Но варвары севера хмурили гордые брови, Они вспоминали скитанья по снегу и по льду. Они вспоминали холодное небо и дюны, В зеленых трущобах веселые щебеты птичьи, И царственно-синие женские взоры... и струны, Которыми скальды гремели о женском величьи. Кипела, сверкала народом широкая площадь, И южное небо раскрыло свой огненный веер, Но хмурый начальник сдержал опененную лошадь, С надменной усмешкой войска повернул он на север.

120. Старина

Вот парк с пустынными опушками, Где сонных трав печальна зыбь, Где поздно вечером с лягушками Перекликаться любит выпь. Вот дом, старинный и некрашеный, В нем словно плавает туман, В нем залы гулкие украшены Изображением пейзан. Мне суждено одну тоску нести, Где дед раскладывал пасьянс И где влюблялись тетки в юности И танцевали контреданс. И сердце мучится бездомное, Что им владеет лишь одна Такая скучная и темная, Незолотая старина. ...Теперь бы кручи необорные, Снега серебряных вершин Да тучи сизые и черные Над гулким грохотом лавин!

121. Ворота рая

Не семью печатями алмазными В Божий рай замкнулся вечный вход, Он не манит блеском и соблазнами, И его не ведает народ. Это дверь в стене, давно заброшенной, Камни, мох и больше ничего, Возле — нищий, словно гость непрошеный, И ключи у пояса его. Мимо едут рыцари и латники, Трубный вой, бряцанье серебра, И никто не взглянет на привратника, Светлого апостола Петра. Все мечтают: «Там, у Гроба Божия, Двери рая вскроются для нас, На горе Фаворе, у подножия, Прозвенит обетованный час». Так проходит медленное чудище, Завывая, трубит звонкий рог, И апостол Петр в дырявом рубище, Словно нищий, бледен и убог.

122. Озера

Я счастье разбил с торжеством святотатца, И нет ни тоски, ни укора, Но каждою ночью так ясно мне снятся Большие ночные озера. На траурно-черных волнах ненюфары, Как думы мои, молчаливы, И будят забытые, грустные чары Серебряно-белые ивы. Луна освещает изгибы дороги, И видит пустынное поле, Как я задыхаюсь в тяжелой тревоге И пальцы ломаю до боли. Я вспомню, и что-то должно появиться, Как в сумрачной драме развязка: Печальная девушка, белая птица Иль странная, нежная сказка. И новое солнце заблещет в тумане, И будут стрекозами тени, И гордые лебеди древних сказаний На белые выйдут ступени. Но мне не припомнить. Я, слабый, бескрылый, Смотрю на ночные озера И слышу, как волны лепечут без силы Слова рокового укора. Проснусь, и как прежде уверенны губы, Далеко и чуждо ночное, И так по-земному прекрасны и грубы Минуты труда и покоя.