– Хотелось бы верить, – проворчала Трасси, – но я как-то сомневаюсь, что новые порядки, которые наведет тут «Кровавый Папочка», придутся местным жителям по душе.

– Между войной и мирным временем, знаешь ли, существует некоторая разница, – Лажонн тряхнул головой, раздосадованный бестолковостью дочери. – Одно дело, когда перед тобой противник, и совсем другое – когда ты имеешь дело с подданными своей Империи, от благополучия которых зависит и твое собственное будущее. При том, что в обоих случаях это могут быть одни и те же люди, просто времена разные. И, кстати, хочу тебе напомнить, что выстраиванием отношений между Кверенсом и Гильдией Перевозчиков тоже когда-то Голстейн занимался. И даже не убил никого в процессе. Так что…

Шутка получилась не самой веселой, но Лажонну показалось, что приведенный им конкретный пример все же смог что-то стронуть с места в голове непоседливой рыжей девчонки. По крайней мере, она задумалась, а это уже чего-то да стоило!

Ну а сегодня надо бы не забыть надежно запереть на ночь все двери и люки эшелона. Береженому и Пастыри без надобности, как говорится.

Следующие два дня прошли в привычных хлопотах, сопровождающих подготовку каравана к очередному долгому путешествию через пески. Сперва караван загружался углем, что автоматически исключало какую-либо торговлю, да и зевак отваживало – никому не хотелось оказаться покрытым с головы до ног мелкой черной пылью. Весь следующий вечер команда потратила на то, чтобы отдраить борта эшелона, до блеска начистив металлические детали и кое-где подновив фирменную изумрудно-зеленую краску.

Сильней всего прочего Трасси бесила необходимость вычищать набившуюся пыль из щелей в защитных створках. Они уже давно утратили какой-то практический смысл, уже много лет оставаясь постоянно откинутыми наверх, поскольку атаки пустынников остались далеко в прошлом, однако Лажонн категорически отказывался их снимать. Он полагал, и, кстати, вполне справедливо, что бронированные ставни, путь даже неиспользуемые, придают эшелону более грозный и внушительный вид. Но вот чистить их от песка и угольной пыли всякий раз приходилось именно Трасси, как самой легкой и юркой, способной забраться даже в самые труднодоступные места.

Ну а после, когда с наведением внешнего лоска было покончено, настало время закупаться провизией.

Несмотря на все еще терзавшие его опасения Лажонн был вынужден уступить и все же взял Трасси с собой в поход на рынок. Как-никак, а она в таких вопросах разбиралась все же получше мужиков.

Вопреки ожиданиям, Цигбел выглядел вполне буднично, и на его улицах они не заметили никаких признаков того, что в городе творятся какие-то радикальные перемены. По дороге им попался всего один полицейский патруль, да и тот был целиком и полностью занят энергичным истреблением пончиков в небольшой забегаловке.

Сам рынок также не принес никаких неожиданностей, и на обратном пути, трясясь на груженной припасами телеге, Лажонн даже начал сомневаться, насколько были оправданы его меры предосторожности, и не слишком ли он перестраховался, отказавшись от проживания в гостинице. Если дело пойдет так и дальше, то у Трасси наверняка появятся к нему каверзные вопросы, уйти от ответа на которые будет не так-то легко. Ему вовсе не хотелось подмочить репутацию мудрого и ответственного капитана, прослыв в глазах родной дочери паникером и трусом.

Очередной день, однако, счастливо избавил Лажонна от необходимости объясняться с уже начинавшей косо на него посматривать рыжей бестией и убедительно доказал, что под внешней оболочкой повседневного спокойствия все же протекали определенные процессы, время от времени прорывавшиеся наружу.

Трасси как раз заливала очередную порцию масла в масленку, когда с улицы донеслись шум и крики. Отставив канистру в сторону, девчонка подскочила к окну мастерской и перегнулась через подоконник.

Дальше вправо по перрону среди снующих людей наблюдалась некоторая суматоха, как будто сквозь волнующееся море голов и шапок в направлении головного эшелона стремительно мчалась крупная рыбина. С такого расстояния было сложно разобрать подробности, но в следующую секунду движение словно споткнулось, публика расступилась, и Трасси увидела двух полицейских, оседлавших растянувшегося на земле пухлого человечка в явно недешевом плаще.

Разумеется, она не могла слышать, о чем они с ним дискутируют, но это и не представляло особого интереса. Работа полиции как раз и состоит в том, чтобы ловить воришек и жуликов, которые, как ни странно, внешне могут выглядеть вполне респектабельными людьми.

Трасси уже собиралась возвращаться обратно к работе, когда по толпе прошло новое шевеление. Но на сей раз оно больше напоминало порыв ветра, разгоняющий опавшие листья. Сгрудившийся на перроне народ словно отбрасывало в стороны, в прилегающие переулки или к колесам эшелонов, расчищая дорогу перед неторопливо приближающимся человеком.

В груди у Трасси что-то екнуло, каким-то внутренним чутьем она сразу же догадалась, кто именно шагает по брусчатке. Армейский мундир с начищенными медными пуговицами, уверенная гордая осанка – сомнений быть не могло, к ним на вокзал явился сам лорд Голстейн. Следовательно, пойманный толстячок, скорей всего, являлся отнюдь не заурядным прохвостом, а представлял собой одну из тех сил, на которых держалась прежняя жизнь Цигбела, и власти которой, похоже, пришел конец.

Генерал подошел к задержанному и о чем-то с ним заговорил. Несчастный висел между держащих его под руки полицейских, точно мешок с навозом, и Голстейн был вынужден наклониться, чтобы заглянуть тому в лицо. Покончив с расспросами, он махнул рукой, и патрульные поволокли безвольное тело по перрону. До Трасси донеслось жалобное завывание толстяка, но почему-то никакого сочувствия к нему в душе девушки даже не шевельнулось. Слишком уж жалко и никчемно он выглядел, будучи припертым к стенке. Судя по всему, бедолага прекрасно понимал, что задержали его неспроста, и уже догадывался, какая судьба его ожидает. Воспоминания о предыдущем «наглядном уроке» Инспектора никого из жителей Цигбела не оставили равнодушным, но даже на их лицах Трасси не заметила ни капли сострадания к арестанту.