— Ты ешь, ешь глазатку-то. Остынет ведь пока думаешь, — поторопила Ясю баба Гана. — Из перловки она. В печи упревала. Другой такой ни у кого больше не попробуешь.

Ясе пришлось подчиниться, и она зачерпнула кончиком ложки рассыпчатого духовитого варева.

Каша оказалась неожиданно вкусной. Крупные горошины, что проглядывали среди перловки, действительно походили на глазки. Помимо них там попадались аппетитные кусочки поджаристых шкварок, и что-то смутно напоминающее грибы. Уточнять что это такое Яся не стала — её волновали совсем иные вещи.

Когда она допивала кисловатый кисель, Гана первой прервала молчание — попросила рассказать обо всём, что произошло в закидке.

— Я пала жертвой собственной глупости, — едва слышно ответила Яся, — Вместо того, чтобы остановить Катьку — полезла следом за ней. О чём только думала тогда?

Под одобрительным бабкиным взглядом она постепенно разговорилась и поведала печальную историю своих злоключений.

Слушая этот сбивчивый монолог, Игнат едва сдерживался — до того хотелось встряхнуть бесцветную дылду, потребовать, чтобы перестала врать! Играла она превосходно — интонации, взгляд — всё было выверено до мелочей, но он-то знал правду!

— Ливни соль смыли, — бабу Гану похоже ничто не смутило в рассказе. — Я ведь её всё-время досыпала, следила, чтобы полоса сохранялась. На всякий случай перекрывала проход. Только от судьбы не уйти, что должно — то случится.

— С безголовыми всегда так, — процедил сквозь зубы Игнат, и бабка взглянула укоряюще, покачала головой.

— Ты то что ершишься, маё сэрца? Или забыл свою историю?

— Помню. Такое не забудешь.

— Вы… тоже там побывали? В заброшенном доме? — вопрос вырвался у Яси сам собой.

— Я так похож на идиота? — скривился Игнат и, резко подтолкнув дверь, вышел во двор.

— Извините. — Яся расстроилась почти до слёз. — Я не хотела, не думала…

— Не в тебе дело. Плохо ему, вот и места себе не находит. — Гана заторопилась за Игнатом. — Ты подожди здесь, Яся. Я сейчас вернусь.

Игнат сидел на крылечке, одну за другой поджигал спички и бросал. Прындик торчал рядом, с опаской поглядывал на самовозгорающиеся палочки.

— Ты зачем так с девочкой? — Гана присела рядом, беззлобно шикнула на прындика. И тот живо юркнул Игнату за плечо, на всякий случай сделавшись невидимым.

— А как? Как с ней надо? — разозлился Игнат. — Она же бессовестно врёт! Почему ты её не заткнула?

— Не врёт Яся. Я ей верю.

— Да что с тобой, баб Ган? Ты же знаешь настоящую правду!

— А тебя хорошо зацепило, — бабка потрепала Игната по плечу. — Эх, Игнаш, вроде не мальчик уже. А правду различать не научился.

— Чью правду? — вскинулся Игнат, но Гана погрозила пальцем. — Ты успокойся. Остынь перед дорогой. Лес сразу таких чует и забирает себе. Нам долго идти придётся. И разговор будет долгий.

— Она врёт! — упрямо повторил Игнат.

— На самом деле это легко проверить. Есть у меня свидетель. Сейчас позову.

Бабка щёлкнула пальцами, и словно из-под земли выскочило встрёпанное рыжее существо. В вышитой рубахе и полосатых штанах, оно выглядело почти человеком. Белая борода, торчащая веером на кошачьей мордахе, придавала ему диковатый и одновременно забавный вид.

— Что скажешь, шпарки?

— Дак что ещё? Дзейка всё уже рассказала. Она, конечно, дурничка. Зато вторая — змея! Скрыню ей открыть приспичило. И платье русалкино она стащить собиралась.

— Русалкино? — Игнат подумал, что ослышался.

— Русалкино, Игнаш. — вздохнула баба Гана. — Прадед твой его у русалки забрал, а её прочь погнал. Да я тебе про то говорила.

— Но платье?! Как оно оказалось в закидке??

— Умолчать хотела, да видно придётся сказать. Платье то прадед ведьме отдал. А уж она в скрыню запрятала и сохранила.

Зрадник* — предатель (бел.)

Часть 6

Христина заплела косу, уложила короной вокруг головы как когда-то. За годы затворничества она потеряла интерес к собственной внешности, а вот теперь вновь захотелось украсить себя, и это был хороший знак.

Получилось не сразу — настолько сильно тряслись от волнения руки. Наблюдавшая за хозяйкой воструха сунулась было помочь, но Христина не позволила, справилась с работой сама.

Белоснежные пряди серебрились в потускневшем зеркальном стекле, создавая иллюзию нимба. И воструха восхищённо ухнула, залюбовавшись этой красотой.

Стараясь лишний раз не смотреть на лицо, Христина приладила тоненькую маску из бересты и успокоила себя, что так будет даже лучше. Маска интриговала, придавала загадочности, вызывала желание заглянуть под неё.