Мачеха моего бывшего парня однажды сказала, что дом, который тот арендовал, «хорош для аренды», имея в виду, что сама по себе аренда не очень-то и хороша. Этим мнением она поделилась с нами за ужином, настояв на том, что купит новую посуду, и все это выглядело так, точно она сообщила о неком грандиозном вкладе в жизнь пасынка. Будто эта новая посуда резко улучшит его представление о себе самом и о ней.

Но главная ирония была здесь в том, что каждая тарелка, с которой она соскребала в мусорку остатки спагетти и обходила вниманием горох, была тщательно отобрана в каком-нибудь секонд-хенде или винтажном магазинчике. И у каждой была собственная история. Так что вся посуда моего бывшего парня была выбрана гораздо более осознанно, чем все собранное мачехой для себя за всю ее жизнь. И, в общем-то, понятно, почему она этого не понимала.

С деревянных потолочных балок вниз головой свисают засушенные гортензии, на островке — несъеденные канапе, холодильник забит соусами, вяленым мясом, завернутым в бумагу для выпечки, завтрашним соком, сегодняшним молоком. Кажется, каждая полка тут принадлежит какому-то члену семьи. Вот один из них не обращает внимания на свое физическое состояние, поэтому на его полке полбанки соленых огурчиков, старая пачка масла, подернутая плесенью фета в масле с тимьяном и перцем. А вот другая полка — явно человека с немного избыточным весом, физическим, эмоциональным или интеллектуальным, — даже задней стенки холодильника не видно, столько здесь всяких продуктов. Полная коробка яиц, три банки домашнего соуса, надкушенная плитка молочного шоколада, завернутая в бумагу, открытая банка фасоли, большой кусок сыра бри и несколько пластиковых контейнеров с недоеденными готовыми блюдами. На третьей полке…

— Эй, хочешь копченого лосося?

— Ой… А-а-а… Нет, спасибо.

— Интересно, что в холодильнике?

— Э-э-э…

— Голодная?

— Не очень.

— Да ладно, ладно. Просто я всем говорю про лосося, потому что я сам его коптил, понимаешь? Еще я принес каперсы, нарезанный красный лук, сливочный сыр и поджаренные кусочки хлеба, выпеченного на хрен знает какой закваске, и тарелка со всем этим хавчиком вон там. Ага, там. Ждет тебя. Хочешь немножко?

— Я не ем животных.

— По философским соображениям или здоровье не позволяет?

— А в чем разница?

— Уела. Так ты тут знакома с кем-то?

— Тут, в смысле — на вечеринке?

— Ну да.

— М-м-м… С кем-то, кто тут жил раньше.

— Правда? Ну ладно. Я не знаю никого, кто тут живет. Я пришел с друзьями. Кстати, смотри, какая миленькая подушечка. Чертовски люблю высокие потолки. А ты сама где живешь?

— На другом конце города.

— О, как загадочно. Ладно, ладно. Понимаю. Мне нравится твое кимоно.

— Спасибо.

— И твоя челка. Есть что-то такое в чиках с челочкой…

— Точно есть?

— Есть-есть!

— Хм.

— А ты что тут пьешь? Мартини?

— Угу.

— Сама сделала?

— Сама.

— Не хочешь поделиться по-братски?

— Окей.

— Может, в банку? Эй, чувак, поделись своими банками-стаканками. Ну что ты будешь делать!

— Один экстрасенс мне сказал, чтобы я не доверяла людям, которые улыбаются только зубами.

— Серьезно? Почему? Чем же тогда надо улыбаться?

— Глазами.

— А что, я не улыбаюсь глазами?

— Нет.

— Но ты же не видишь моих глаз оттуда.

— Вижу.

— Не видишь.

— Вижу.

— Черт тебя дери, как крепко!

— Крепко?

— Да нет, нормально. Нормально. А парень у тебя есть? Небось, прячется где-то тут?

— Не так чтобы…

— Не так чтобы что?

— Кажется… мне надо идти.

— Погоди, погоди. Ты ничего не чувствуешь?

— Что именно?

— Задержись чуток, и почувствуешь.

— Я чувствую, что остаюсь.

— Хочешь колы?

— Нет.

— Коки?

— Нет.

— Тогда пепси?

— Нет, спасибо.

— Они освежают.

— Сомневаюсь.

Как же трудно заставить людей остановиться и подумать хоть немного, когда они предпочитают ни о чем никогда не задумываться. Такие парни сосредоточены только на том, чтобы проникнуть поглубже туда, куда уже завалились, потому что знают — успех обязательно будет на их стороне.

Когда я входила в кухню, он там стоял возле двери с компанией каких-то людей, и ему явно было все равно, что я думала, чувствовала или на чем было сосредоточено мое внимание. Ему было что-то нужно, поэтому он был готов сделать все, чтобы это получить.

Хотя в разговоре он показался довольно милым, безобидным, скромным и гостеприимным, но наверняка это была попытка доминировать надо мной в нашем общении. Готова поспорить, что он всегда, в любом социальном взаимодействии хочет, чтобы его считали самым смешным, самым сексуальным, самым внимательным, самым умным, самым харизматичным, самым творческим, самым компетентным, самым оригинальным, и каждый раз он добивается этого за счет всего остального.

Он пуп земли, и всякий раз, когда входит куда-то, все должно вращаться вокруг него. Прежние разговоры стихают, но тишина быстро заполняется другими. Его любопытство не искреннее — у него всегда есть своя цель. А каждый жест и каждый взгляд — часть обширной системы.