– И родители тебя послали ограм служить, чтоб дела свои поправить? – Ханет нахмурился. – Я матери и Йону Большерукому, капитану своему, сказал, будто нанимаюсь в команду к Оскату на корабль. Он так присоветовал, а я разумным счёл тогда. Ежели б они услыхали про Огровы копи, сроду не позволили бы ехать! Да я б и сам… До сих пор в толк не возьму, как у Оската тогда вышло заморочить мне голову? Как затмение какое нашло! Да, я хотел и хочу дом в городе, но и не скажешь тоже, что мы так уж бедны по деревенским-то меркам. Последние два года, с тех пор, как дар мой силу набрал, мы жили вовсе неплохо! Могли бы и лучше, да у нас лет пять погиб в шторм один из кораблей, много молодых парней не вернулось, а несколько семей и вовсе остались без кормильцев, вот мы и помогали вдовам, да сиротам. Мать сказала так: «Прежде нам помогли добрые люди, а теперь наш черед».

– Твоя почтенная матушка поступила весьма достойно. А в том, что касается твоего решения отправиться с Оскатом… Знаешь, вербовщики владеют способами убеждения. А, может, он подсыпал тебе что-то в еду или питье, если вы оказались вместе за одним столом. Однако моих родителей и убеждать не пришлось, вернее, не пришлось убеждать отца, а мама… Что ж, она согласилась, не было другого выхода. Но ты не думай, я совсем не против. На самом деле, – зашептал он, придвинувшись еще ближе, словно кто-то мог их услышать, – я не только из книг знаю об ограх. Мой отец повстречал как-то в игорном доме одного старого друга. Они не виделись очень много лет, и отец думал, что его друг переехал жить то ли в Табирнию, то ли в Лурию. И тут вдруг видит, как тот ставит на кон огромную сумму. После они разговорились, и отец спросил, откуда деньги. Этот господин ведь был из таких же обнищавших дворян, что и мы. Сперва он не хотел говорить правду, лгал про наследство, доставшееся от дальнего родственника, но, когда отец его как следует подпоил, рассказал все же, что провел несколько лет в Огровых копях.

– И чего? – также шепотом спросил Ханет.

– Если посчастливится попасть к какой-нибудь богачке, сможешь потом жить припеваючи до конца своих дней.

– А что за служба-то нас ждет?

– Не знаю точно, – опять смутился Далий. – Вернее… В общем, отец как услышал про деньги, больше уже ни о чем не расспрашивал.

Ханет снова хмыкнул. Отец Далия, кажется, был не самым разумным в мире человеком, хотя не ему было осуждать этого господина. Сам-то оказался ненамного лучше! Услышал басни торговца о несметном богатстве – и позабыл обо всем. Может, конечно, Оскат и правда что-то подсыпал в вино, чтобы затуманить ему голову, но меньшим дурнем себя он от этого не чувствовал.

– А не боязно тебе, что отец спустит все, тобою там заработанное?

– Я не собираюсь отдавать ему эти деньги, – отозвался Далий после долгой паузы. – Я выкуплю наш дом в столице, стану бывать при дворе, приобрету себе какую-нибудь должность, позабочусь о поместье и о маме. Думаю, у меня это лучше получится. Наверное, звучит довольно жестоко и цинично, но… Впрочем, неважно. А что ты станешь делать со своими деньгами?

Ханет понятия не имел, что означает слово «цинично», но догадался о смысле сказанного и понял, почему Далий не стал договаривать.

– Вот и я хочу в городе выдать сестренок замуж. А коли денег будет вдоволь, может, куплю даже корабль, найму команду… Но, ежели б мой отец попивал иль в кости поигрывал, я б ни в жисть не доверил бы ему заработанное. Хотя у нас такого и не сделал бы ни один хозяин. Это ж совсем надо разум потерять, чтобы этакое творить со своей семьей!

– Что ж, я рад, что ты меня не осуждаешь за отсутствие сыновьей почтительности.

– Не того, да, не сужу. Ладно, спать давай, а то у меня от всех энтих разговоров голова кругом.

– Давай. Завтра мы уже будем у Огровых копей. Мне не терпится их увидеть. Спокойной ночи, Ханет!

Они закрыли глаза. Освещавшие комнату кристаллы, укрепленные в углах под потолком, начали медленно гаснуть. Ханет повернулся спиной к Далию, думая о том, что в отличие от пухлого килдерейнца совсем не жаждет поскорее попасть в Огровы копи. Конечно, соседи и Йон Большерукий, которого он втихомолку считал отцом куда больше, чем родного, которого совсем не помнил, присмотрят за матерью и сестренками, не оставят их на произвол судьбы. И все-таки он не мог не думать о том, что непросто им будет прожить без него целый год. Корить себя уже не было никакого смысла, но он все равно корил… Однако, уже проваливаясь в сон, Ханет вдруг подумал, что благодаря Оскату, по крайней мере, повидал мир, а то так бы и просидел всю жизнь на Налдисе, не повидал чужеземные города, да не узнал столько, сколько иным и за всю жизнь узнать не доводится… А потом ему приснилось, что он вновь плавает среди волн, а рядом плывет прабабушка-щебетунья, то и дело высовывая из воды лобастую голову, покрытую сморщенной, совсем как у людей, кожей, да поглядывая на него внимательными темными глазами.

«Давным-давно мир изменился. Упала с неба огненная звезда и великий удар сотряс все сущее. Поднялась великая волна, пошла гулять по свету, неся за собой многих из нас в чужие края. А когда все успокоилось, там, где была вода, стала суша, а там, где была суша, появилась вода. Если повстречаешь там, куда ты плывешь, кого-то из нашего племени, расскажи им о нас. Главное, избегай злых берегов по эту и ту сторону большой земли. Из-за них мы сами не можем добраться на ту сторону света, но ты сумеешь. И может быть, тоже найдешь там своих – тех, кого разлучила когда-то огненная звезда…»

***

Караван двинулся в путь на рассвете. Ханета и Далия вместе с четырьмя другими юношами усадили в одну из многочисленных крытых кожей повозок. К вечеру они должны были добраться до Огровых копей.

Всех вещей у Ханета был с собой один-единственный узелок, поэтому, он первым влез в возок и занял место у застекленного окна. Далий, чей сундук уже приторочили к крыше, сел рядом с Ханетом. Следом забрался темноволосый парень примерно их лет, стройный, с тонкими чертами лица, одетый в камзол из темного бархата и плащ, подбитый волчьим мехом. Перехватив изучающий взгляд Ханета, он учтиво поклонился и представился: