Это была фотография Клэр Дэйнс, и выдрана она была из журнала Us Weekly за 1996 год. Я точно это знала, потому что в подростковом возрасте была помешана на фильме База Лурмана «Ромео и Джульетта» и прочла все интервью со всеми его актерами. Они хранились у меня в отдельной папке. Я уж никак не ожидала увидеть здесь эту фотографию. Найти нечто из детства на другом конце света через многие годы — я не могла описать словами то, что почувствовала.

— Клэр Дэйнс! Я обожаю Клэр Дэйнс! — воскликнула я, ни к кому не обращаясь.

Балтазар с рабочим посмотрели на меня. Потом друг на друга. Каким-то образом мое поведение, поведение тупой, восторженной американки, расставило все на свои места.

Наконец Балтазар заговорил. Указывая на рабочего, он сказал по-китайски:

— Это Чэнвэнь. — По распоряжению Балтазара рабочий протянул мне руку. Мы поздоровались: Ни хао. Ни хао [3] .

— Чэнвэнь тоже из провинции Фуцзянь, — добавил Балтазар.

— Моя семья из Фучжоу, — сказала я.

— Неужели? — по-китайски это прозвучало как недоверие.

— А вы тоже из Фучжоу? — спросила я, стараясь быть вежливой.

— Мы тут в основном из деревень. — Он произнес название своей родной деревни, но оно мне ничего не говорило.

— Это совсем рядом с Фучжоу, — вмешался Балтазар и радостно добавил: — Может быть, ваши семьи знакомы.

Как это ни смешно, я чуть было не спросила Чэнвэня, не знает ли он кого-нибудь из моих родственников. Но тут поняла, что не знаю, как их зовут. Я всегда обращалась к ним просто по степени родства: старший дядя, младшая тетя, бабушка. Мама записала все полные имена на каком-то листочке, но теперь этот листочек лежал в коробке на складе в Солт-Лейк-Сити.

Чэнвэнь вежливо улыбнулся мне и вернулся к работе.

— Ну что же, на этом наша экскурсия окончена, — объявил Балтазар. — Вы все здесь осмотрели.

Вечером мы вернулись в «Шэньчжэньский лунный дворец». Я немножко поплавала в бассейне. Потом мы с Блайз поужинали в траттории, оформленной в стиле «маленькой Италии», с красными скатертями на столах. По стенам были развешаны фотографии итальянских гангстеров, настоящих и придуманных, от Аль Капоне до Тони Сопрано.

Блайз подняла бокал и произнесла тост:

— За твой первый приезд в Шэньчжэнь. Пусть он будет не последним.

Мы чокнулись.

Я заказала спагетти с чернилами каракатицы, самое экзотическое блюдо в меню. Раньше я его никогда не ела. Язык у меня почернел.

После ужина мы разошлись по номерам. Было довольно поздно. Но я никак не могла заснуть. События прошедшего дня крутились у меня в голове: ротационные машины, фотография Клэр Дэйнс, Чэнвэнь.

Я ворочалась и ворочалась в постели, пока наконец не решила встать и проверить рабочую почту. Балтазар прислал мне письме с темой: Ваше имя.

Я открыла его, и почтовая программа предложила мне скачать другую программу, для правильного отображения китайских символов. Я отказалась, потому что было поздно и я не хотела ждать, пока программа скачается.

В письме были кракозябры вместо иероглифов. Но, прокрутив ниже, я увидела прикрепленный PDF. Это была отсканированная страница какой-то книги с коротким стихотворением. С английским переводом стихотворения «Грезы тихой ночи» Ли Бо. Балтазар, надо полагать, хотел прислать мне и английский, и китайский текст. Я стала читать стихотворение вслух.

У меня четыре дяди.

Первого дядю я знаю лучше всех остальных, хотя мы и не кровные родственники. Он живет в Фучжоу, южном приморском городе в провинции Фуцзянь, также известном как «задница Китая» или «азиатский Джерси-Сити». В этом городе я прожила первые шесть лет жизни. Это стройный человек с вульгарным профилем; на верхней губе у него торчат крысиные усы, как у кинозлодея. Во всяком случае, таким он мне запомнился, когда однажды в детстве разрешил мне остаться в номере люкс с ним и с тетей. Его лицо освещалось экраном телевизора.

В Фучжоу круглый год жарко и влажно. Как говорила моя бабушка, в таком месте размножается праздность. Все быстро портится, все быстро тает; местную кухню, основу которой составляют рыба и мясо, вряд ли можно назвать съедобной.

Процветает преступность, в основном — мелкие кражи; но если случается хулиганство, то самого чудовищного, невообразимого сорта. Улицы поливают неделями из шланга, такого тяжелого, будто он сделан из чугуна. В таком климате, говорила бабушка, трудно проявлять силу воли. Не только днем, но и ночью. Вот видишь, добавляла она, обмахиваясь сухим пальмовым листом, от этого гнета никуда не деться.