В детстве я называла это чувство Чувством Ночного Фучжоу. Это не какое-то конкретное ощущение, оно просто берет и ударяет по башке. Это восторг, омраченный отчаянием. Это отчаяние, отягощенное ликованием. Это чувство по природе своей отчасти сексуальное, хотя оно появляется задолго до сексуального опыта. Если бы оно было звуком, это был бы ритм-энд-блюз девяностых. Если бы оно было вкусом, это была бы ледяная пепси-кола, которую мы пьем, когда гуляем по аллейкам, где какают маленькие дети. Это чувство — как будто тонешь в большой канаве с горячей водой, как будто копошишься в кровоточащей ране, которую никто не обработал.

Лицо Бинбина наполовину в тени. Он говорит мне:

— Когда-нибудь ты захочешь вернуться насовсем.

— Это будет ужасно, — отвечаю я со смехом. — Меня же до смерти достанут мои родственники.

Я так и представляю себе.

Первый дядя скажет: «Когда же ты, наконец, выйдешь замуж?»

Второй дядя скажет: «Что для тебя важнее всего в мужчине?»

Третий дядя скажет: «Занимайся своей внешностью. Эм-м. Особенно лицом и икрами».

Четвертый дядя ничего не скажет, просто подумает.

Я воображаю, как возвращаюсь из Нью-Йорка. Как делаю то, что велят мне родственники. Заново учу путунхуа. Заново учу фуцзяньский. Выхожу замуж за фуцзяньца. Живу здесь, в прекрасном тропическом Фучжоу в провинции Фуцзянь, ограниченной горной цепью и бескрайним морем, по которому все уплывают. Где колышутся пальмы и ночи такие длинные. Я так счастлива.

Поездки в шэньчжэньскую типографию обычно состояли из двух частей: работа в Шэньчжэне, потом отдых в Гонконге. Закончив беспрерывные переговоры с поставщиками и контроль качества в типографии, на обратном пути в Нью-Йорк мы пересекали южную границу. Я следовала этому маршруту во все свои последующие поездки в Шэньчжэнь, с Блайз или без нее.

Блайз любила повторять, что в Гонконге имеет смысл делать только две вещи — есть и ходить по магазинам. Этот город очищает жизнь от всех посторонних примесей и оставляет в ней только самое необходимое.

Она водила меня по Козуэй-Бею, по Харбор-Сити, по Западному Коулуну и по Восточному. Мы заходили в бутики и торговые центры, которые ничем, в принципе, не отличались от торговых центров в Штатах, только были дороже и грандиознее. Она любила шопиться, я тоже, типа, любила шопиться, и мы шопились столько, что голова шла кругом. Я купила повести Бананы Ёсимото в Page One. Блайз купила косметичку от Иссея Мияке. Я купила две сумки от Арнольда Палмера — этот игрок в гольф по необъяснимым причинам был очень популярен среди азиатских подростков. Блайз купила шелковую блузку и футболку в A.P.C. Я купила зимнее пальто на искусственном меху в Izzue. Мы обе купили шарфы в Uniqlo. В Гонконге вас охватывает ненасытная страсть к покупкам. Местная валюта — как игрушечные деньги. Никаких угрызений совести. Я все равно не могла быстро пересчитать цены в доллары.

Сам по себе шопинг, по сути, был таким же, как в Нью-Йорке. Я могла все те же самые товары найти и дома, или заказать их по интернету. Но что меня поражало в Гонконге, так это обилие вариаций одних и тех же вещей. Возьмем, к примеру, сумку Louis Vuitton. Тут можно купить настоящую сумку, прототип настоящей сумки с фабрики, которая их производила, или имитацию. Но если имитацию — то какую? Дорогую, качественную имитацию, сделанную вручную, дешевую поделку из полиуретана или что-то среднее? Нигде больше в мире переход от подлинника к подделке не был таким плавным. Нигде больше в мире границу между подлинным и поддельным нельзя было перейти так легко.

Мы стояли на оживленной улице в ожидании сигнала светофора, и тут к нам подошла женщина средних лет, в кепке, с поясной сумкой, и сунула мне в руку флаер.

— Желаете? — спросила она.

Я глянула на листок. Это была цветная реклама разнообразных модных сумок, отпечатанная на хорошей бумаге: клатчи Fendi, рюкзачки Louis Vuitton, сумки-шопперы из Coach. И это не были какие-то подделки с наляпанными логотипами, которые можно найти повсюду в Чайна-тауне: они выглядели как последние модели этого сезона, которые я видела в журналах.

— Они настоящие? — спросила Блайз.

Женщина энергично кивнула:

— Настоящие! Прототип!

Блайз повернулась ко мне:

— Многие модные фирмы заказывают производство здесь. И зачастую на фабриках остаются лишние прототипы, которые продают подпольно. Так что, по сути дела, это все настоящие вещи. — Она указала на флаер. — Тебе что-нибудь нравится?

— Я думала, что все модные сумки делают в Италии или что-то в этом роде, — сказала я.

Блайз ухмыльнулась:

— Ну, может быть, Hermes еще что-то производит в Европе. — Обернувшись к женщине, она вернула ей флаер. — Спасибо. Может, в другой раз.

В отделе косметики какого-то торгового центра я купила очищающее масло Shu Uemura, про которое продавщица сказала, что оно предназначено специально для сухой кожи. Ей было около пятидесяти, но кожа у нее была прекрасная при минимуме макияжа. По-английски она говорила безупречно.

— Теперь обратите внимание. — Она демонстрировала продукт, нанеся его мне на тыльную сторону кисти и растерев очищающей салфеткой. — А теперь почувствуйте разницу между правой и левой рукой. Чувствуете, какая у вас стала мягкая и упругая кожа?