– Ну, правильно, к черту.

– Как? – возмущенно, а затем споткнувшимся голосом:

– Что ты такое говоришь?!

– Ну и как тот бедолага? Небось голову ему отсек?

В голове шевельнулось «уважаемый».

Перед глазами все завертелось.

Он смотрел: ровные черные волосы, платье, которое он видел на ней в последнюю их встречу, блуждающий и в то же время решительный, полный уверенности взгляд. Голос негромкий, слова выводит свободно, то медленно, то быстро… Та ли она, которую он знает?

Тарелка еле отражало его лицо. Ничего не ел… Почему все так происходит?

Окна задернуты шторкой. Тут и там слоняются слуги, с дивана свисает чей-то брошенный халат. Она – бодра как никогда…

Может – тоже сон? Опять яркий, странный сон, со странным диалогом, с обстановкой и собеседницей… Как же свечи, мгла, шепот?..

Неужели так и надо?

– Ничего, все это был лишь сон.

– Жаль. Впрочем, ожидаемо. Знаешь, у нас теперь презирают короля все! Я, трактирщик, ты… – очень скоро. Все презирают, но смелости сказать это вслух никому не хватает. Трусы! Напуганы, до смерти напуганы! Воздух пропитался их страхом!.. Ну, что же такое этот король? Ничего! Жалкое насекомое, только раздавить которое – все! И никто, никто не берется, всё прячут и прячут руки, пока им их не отрубают! О, какой же жалкий народ!

– Народ, король… скоро – я?.. Эльза, да что с тобой? Как ты вообще говоришь?! Откуда такие мысли? У тебя! О, мог ли я подумать!.. Столько лет, столько лет я с тобою… но я, видно, еще ничего о тебе не знаю…

– Хватит, Кель. Ты только приехал; все, с чем ты пока столкнулся – только какая-то чепуха про какую-то нереальность! Ты не знаешь ничего – ровно ничего из того, с чем мы жили все это время! Подожди денек-другой – и ты сам повторишь мне все, что я тебе сказала.

– Но прошу, Эльза, послушай меня: где это видано, чтобы энеец так говорил о короле? Позор энейцу, что оскверняет имя его святости! А ты! Ты вообще говоришь… о…

– Убийстве короля, верно. Я, да и все остальные полагаю, – мы хотим переворота. И поможешь нам с этим именно ты.

– Я? Хватит шутить, Эльза!

Эльза смотрела совершенно серьезно.

– Да и потом… Да ложь, ложь это все! – он стукнул даже тихо по столу кулаком – Я уверен, что народ не настолько опустился, чтобы этого хотеть. Они уж лучше потерпят – потерпят, да! – но не предадут короля! Никогда!

– Возможно, Кель. Да, быть может, они вовсе не боятся, просто чтят. А возможно только думают, что чтят, потому что боятся. Это все не имеет значения, Кель, ведь именно ты, собственными своими руками, мечом или чем другим, именно ты убьешь Йана Ральского и займешь престол. Станешь новым королем и меня королевой сделаешь. Что же тебе еще?

Она промолчала. Встала и, добавив:

– Король – обычный человек. Забудем ошибки прошлого.

..вышла.

Кель тоже встал и решительно покинул дом; даже и не заметили, как он уходил.

Конечно, Кель ничуть не мог обидеться на свою возлюбленную – да даже поменять свое отношение к ней; просто он мало понимал, что думать и делать.

По дороге в замок решил убедиться: день сейчас или ночь? и раздвинул шторку. День, решил он. Потом глянул вновь: ошибся, ночь.

…Ночь в Энейской столице. Под окнами домов тишина, а в небеси месяц, – по энейскому суеверию, когда-то давным-давно предавший свою спутницу солнце… Энейские земли не покидают лето, и пышная растительность, с многочисленными городскими садами и парками, вечно зеленеет по ее улице.

Начавшись на вершине холма, город спускается тощими белокаменными домишками вместе с двумя мелкими ручейками, которые, обогнав недалеко центр, спадают друг в друга. В получившуюся из этого петлю попадает особенный городской район – знати. Тут находится и замок, у самого подножия, и дом Вэккеров немногим подальше.

Кель вспомнит по пути, что так и не повидался со своим другом Сиртом, братом своей возлюбленной. «Что же он там?» – будет он спрашивать себя.

Значительная часть знати, оказавшаяся пособниками короля, была уничтожена на народном празднике «Эшафот» и теперь остальная, истинная ее часть, тихонько вынашивала здесь свои планы, верным путем ведя свой народ к справедливости…

К сожалению, Кель не понял этого. Он не мог отпустить прошлое, то прошлое, что красиво застыло в своей позе и никогда не хотело двигаться; прошлое со старым королем и его паралитической добродетелью, прошлое, где все друг-друга знали тысячи и тысячи лет и ничем более не интересовались… Нечего и говорить, это было великое время! Но оно шевельнулось, ее задвигало и зашатало, и вот побежало оно, и бежит оно бешеным шагом, и будет бежать от холма к подножию, от рек к проселкам, и все дальше, и все дальше…

Через некоторое время он был, сидя на лошади Йана и будто бы даже не заметив, как здесь оказался, у заставы. В мысль все также просачивалось ощущение дома Вэккеров, казалось, столь ему родным. Бывает, совсем даже забывал, что его там больше нет… Кель подумал обо всем этом нервно-раздраженно.

Впрочем, согласился Дельвинг, вцепился он душой вовсе не потому, чтобы дом сам по себе его волновал. Просто мыслям некуда деться, тревожно посреди мглы и ужасно некомфортно – должно быть, – и они просто слетелись к месту, где посветлей.