— Не хотела навязываться, тебе же не нужен ребенок — отвечает Саша.

Говорит, словно точно знает, а у самой глаза влажные. Знаю, что ты хочешь, слышу твой вопрос. Задай его и не придется ничего выдумывать.

Молчит. Не спросит, будет изображать гордую самодостаточную женщину.

— Тогда навяжусь я. Я рад, что так получилось. Сейчас тебе противопоказан переезд, но когда ребенок родится, я заберу вас домой.

Говорю уверенно, проверяю, как отреагирует. Мне нужные ее эмоции, обиды, все, что накопилось. Выскажет, освободится и будем говорить дальше.

— Я не поеду — решительно мотает головой Саша.

На секунду впадаю в ступор, любуясь, как взлетают в такт движениям выпавшие из прически пряди волос.

— Объяснись?

— Зачем тебе это, Алекс?

— Что именно?

— Игра в семью.

— Это мой ребенок — начинаю злиться я — какие могут быть игры.

— Так на слово и поверишь? — ехидничает она.

— Представь себе. Признаю отцовство, фамилию свою дам и буду принимать самое активное участие в воспитании — копирую ее интонацию и чуть наклоняюсь вперед.

Наблюдаю за Сашей. Эффект от моей речи не заставляет долго ждать. Щеки становятся розовыми, глаза блестят — уже хорошо, а то в этой больнице скоро прозрачной станет. Губки поджимает и прямо чувствую, как в ее прекрасной головке крутятся мысли и она сейчас тщательно обдумывает, как меня побольнее ударить. Давай, Саша, не разочаруй меня.

— Хорошо, можешь видеться с ребенком. Я не буду препятствовать.

— Саша, не видеться, а жить. У нас будет нормальная семья.

— Смысл в этом — медленно начинает она — ты же несемейный человек, Алекс?

— С чего ты это взяла?

— Алекс! — наконец взрывается она — прекрати это делать! Прекрати изображать, что ничего не произошло!

А вот это уже похоже на разговор, вот теперь самое время все объяснить.

— Произошло, многое, но в этом виноваты мы оба — начинаю я — давай подумаем, как исправлять будем.

— Зачем?! Меня все устраивало, пока ты не примчался сюда. Я вообще ничего тебе говорить не хотела!

— Но я узнал, поэтому никуда не уйду, вы — киваю на Сашин животик — теперь моя семья.

— Зачем тебе ребенок? Какая семья, Межницкий? Ты же ни одной юбки не пропустишь, своих баб куда девать будешь? Прямо в квартиру приводить, отправляя нас погулять или все-таки отдельную снимешь?

Вот здесь ее правда, виноват. Глупость тогда несусветную сделал, на эмоциях. Я как увидел досье от Камиля, так и слетел с катушек. Перед глазами сразу картинка замаячила, где Саша с Бельских и все, мозг как отключили. Крови хотел, чтобы также как я от боли корчилась, а потом эта Лика. Вот зачем я ответил на ее звонок и домой пригласил? Глупо, а тогда казалась блестящей идеей — забыться и отомстить. Что сказать в свое оправдание?

Рассматриваю стены в палате, затем потолок и молчу. Когда ехал сюда, столько слов в голове было правильных, а сейчас вот сижу и сказать нечего.

— Саш — начинаю я тихо — я тогда зол был, мне Камиль такую информацию на тебя прислал... Я не знаю, что со мной случилось. Словно не в себе был, хотелось растерзать тебя, унизить, сделать так, чтобы ты почувствовала тоже, что чувствовал я.

— Вот об этом я и говорю, Алекс, рано тебе о семье думать. Вместо того чтобы поговорить, задать вопросы и получить на них ответы, ты побежал снимать шлюху. В отличие о тебя приехала узнать, что произошло! Я переживала! — Саша замолкает.

Права, она сейчас права и я поступил не как мужчина, а как маленький обиженный мальчик. Саша тоже дел натворила, конечно, но в тот вечер она оказалась лучше меня. Она пришла поговорить, я ее оттолкнул и закрутилось по нарастающей.

От воспоминаний мало пользы, надо думать как дальше жить будем. Двигаюсь ближе к Саше и продолжаю разговор.

— Раз ты меня так ненавидишь, зачем оставила этого ребенка от бабника и сволочи — говорю, а внутри все скручивается от одной мысли, что Саша могла сделать аборт.

— Потому что возможно это мой единственный шанс стать мамой — совсем тихо произносит она.

— Не ври себе, Саша. Ты тоже хочешь семью, как бы ты ни скрывала этого, какую бы бездушную стерву сейчас ни изображала.

Смотрю на Сашу и ловлю каждую эмоцию на лице. Вижу, как трудно ей справляться с волнением. Она наконец-то перестает натягивать на себя одеяло, и теперь я могу рассмотреть ее. Похудела, осунулась. Взгляд невольно опускается ниже, где под балахоном пижамы скрывается округлившийся животик. Саша нервно сжимает пальцы, дышит резко и часто, в глазах только боль и слезы, а я сижу и ничего не могу с этим сделать. Потому что ничего не изменить. Можно миллион раз попросить прощения, но отмотать назад время не получится. Я бы сам себя не простил, если быть честным.