— Хриплый, проверь, — и сам изрядно охрипшим от услышанных новостей голосом потребовал глава у стоявшего рядом растерянного бородача. А прочистив горло, добавил. — Чего застыл? Живее!

— Мать моя... Да тут и правда ушей тьма, босс, — прохрипел облалатель неприятного вида шрама под каштановой бородой, когда заглянул в мешок, который, брошенный наземь, всё еще лежал между собеседниками, где-то в пяти метрах друг от друга упражнявшихся в красноречии, пока толпа в полной тишине им внимала. — Не меньше, чем он сказал. И явно больше, чем к нам под стены приходило.

— Всё верно. Набег разделился, и к вам приходили не все. Но я, Лин Абель по прозвищу Командор, успешно отразив нападение, привел своих людей к победе. Именно что к победе! Не просто защитил их от Набега, в результате чего не была унесена ни одна жизнь мирных граждан общины под названием «К светлому будущему!». Не просто после этого пришел на помощь жителям Нахолмска и окрестностей, исполнив наши обязательства по договору с Гильдией. Но еще и уничтожил всех, повторюсь, ВСЕХ монстров, которые отправились в этом году в Набег. При этом, кстати, мы не понесли потерь. Невосполнимых, разумеется. Но раненные уже на ногах, а вскоре будут и вовсе здоровы.

— Врешь! Это не...

— А смысл? Вот доказательство моих слов. Здесь всё, что осталось от Набега. А сам я, вот он, перед вами. Жив. Здоров. Цел! — последнее выделив интонацией, Абель красноречиво посмотрел на свою измятую броню. — Но я не стану обличать тебя, глава, в желании оскорбить меня, уж не знаю зачем. Может, желаешь спровоцировать дуэль. Может, еще что-то задумал. Не время сейчас выяснять отношения и грызться за власть. Я прибыл не за этим. Цель моего визита сообщить, что Набег уничтожен, получить звонкой монетой за уши, заодно сдав ежемесячную норму за всех моих подчиненных, ну и накормить нуждающихся. Там, в посаде, сейчас выгружают с плотов несколько туш для мирных жителей, которых вы тут нетолерантно называете организмами, но которых я всячески привечаю, забочусь о них, предоставляя лечение и работу по силам. Также я намерен сообщить всем присутствующим здесь, что воины также мне интересны, и их жизнями я не меньше дорожу, а утраченное здоровье не считаю весомым поводом, чтобы бросать их на произвол судьбы. Поэтому говорю сейчас, «К светлому будущему!» примет всех, кто в обмен на уверенность в завтрашнем дне готов соблюдать наши законы, по мере сил приближая это самое светлое будущее. От каждого — по способностям, каждому — по потребностям! Вот наш девиз. Что ж, думайте, земляки! Не так и много нас здесь, чтобы разбрасываться любым из вас. И пусть я не глава Гильдии, но готов прийти на помошь каждому, кто попросит о ней!

— Ты на бунт подбиваешь, щенок?

— Бунт? Против кого? Против Гильдии? А разве не я ее работу сделал? Против Государя и Великого Князя? А разве не я Набег не пустил на Русь? Против Матери-Церкви? А разве не я христианские души уберег от исчадий адовых? Быть может, против тебя, глава, который не справился со всем этим? Так я и не поднимаю вопрос о твоей компетентности и не требую себя на твое место. Пусть об том другие решают. Я всё сказал.

— Тварь...

— Ах да, если думаешь вызов мне бросить, ну или по-тихому убийц подослать, так на это я тебе вот что скажу. Попробуй! А если уверен, что силенок на победителя бытыра хватит, то подумай тогда вот о чем. Как долго, интересно, твоя задница на насиженном месте в тепле удержится? Нет, ты не подумай, я не угрожаю. Просто предлагаю сложить два и два. А заодно скажу и тем хитрецам, которые таким образом, то есть чужими руками, попытаются убрать Ульфа Бранта по прозвищу Шустрый. Я тут давеча церкви местных пожертвование кое-какое сделал. Немного шкурок неплохих отцу Михаилу преподнес, чтоб, как говорится, помолился он за здравие мое и упокой наших с ним общих ворогов. Вот как раз поэтому, если тебе или кому-то еще наплевать, что моя безвременная кончина для уймы людей поставит крест на будущем, за которое и убить не грех, то уж слишком самонадеянным будет взять и лишить местных периодических поступлений мехов, которые те так любят. А потому искать истинного(!) виновника будут не формально, а на совесть и со всем старанием. Что и не сложно, ведь все про всех тут почти всё знают и наверняка не станут на исповеди утаивать от святого отца. Да вон, спроси хоть у специалиста по местным. Я ведь прав, Айрен Ругерн по прозвищу Сытый? Хм, хорошо наверное быть сытым, когда организмы последний хрен без соли доедают, а кому-то и жизнью рисковать приходится, чтобы с голоду не сдохнуть. Мда. Пойду я, в общем.

****

Где-то в Нахолмске. Немногим спустя.

— И что он?

— Упомянул, отче, о вашем сотрудничестве. Мол, Мать-Церковь огорчится, если притока видных мехов лишится.

— Ну-ну(скептически). Так и сказал?

— В общих чертах, — подавал информацию в выгодном ему ключе казначей Ругерн, общаясь с чернобородым явно греком, довольно молодым, крепкого телосложения и с примечательными мазолями от рукояти меча на руке. — Так я хотел уточнить, отец Михаил, правда ли Лин Абель на дело богоугодное пожертвовал, и обещал повторять, знатные меха в количестве изрядном?

— Боишься?

— Не смею идти наперекор воле Господней, отче.

— И это правильно, — улыбнувшись в бороду, покивал с серьезным видом священнослужитель в черном. Но не в привычной нам рясе или чем-то подобном, а в простом кафтане и с куколем на голове, но при этом и с характерным крестом на груди, хотя почти что на животе. Однако не став томить обратившегося в слух собеседника, ответил. — Меха — как меха. Ничего невиданного. Белок во множестве, разных. Лис немного, крупных, видно отборных, но не так чтобы и знатных. Волков пара, мелких да дырявых, знать не просто дались. Ну и, конечно, медведь здоровущий. Это, пожалуй, самое ценное.

— Но как же? И из-за этого он осмелился прикрываться именем...

— Но ценнее, — прервав возмущения, вроде как продолжил свой спитч хитрый грек, — что они потом и кровью добытое посчитали важным принесть! Не припрятали в зиму, не продали купчишкам, не сменяли на милость от власть имущих, а Матери-Церкви приподнесли на дело богоугодное! И впредь також намерены поступать! А посему, крещенный Гавриил, оставь их с Богом. Но приглядись к Абелю сему. Отрок, видно, с пониманием. И с вежеством к делам церковным. Всё сокрушался, что паству окормлять в Надобрывинске некому, а сюда приводить мирян на службу нет никакой возможности из-за опасности для правоверных в пути. Часовенку готов заложить, при том что сами живут чуть не под открытым небом. Верно, в общем, мыслит. Хм(задумчиво), может, и вправду получше такой будет заместь гордеца и нехристя Бранта? Уразумел ли?

— Понял, отец Михаил. Присмотрюсь, — озадачившись, но и быстро сориентировавшись, часто закивал Сытый.

— А теперь поведай-ка мне, Гавриил, как же это, по-твоему разумению, сей чудный отрок порождение адово одолел в поединке? А то много слухов досужих ходит, и нет единого мнения. А главное, где это он столько ушей исчадиевых раздобыл?

— Тут, отче, дело такое. Мыслю я, что за ним кто-то из нездешних стоит. Причем сила немалая. И бился в поединке заместь него кто-то другой, но в его одеяниях, бронях и под его личиной. Опять же вопрос. Откель у него сие? Может(многозначительно), меха-то он и не все и не лучшие Матери-Церкви принес?