— Так-так, продолжай.

****

Южнее на расстоянии дневного перехода. Незадолго до рассвета дня после поединка под стенами Нахолмска.

— И что Командор? — шепотом спросил один у другого. — Ну, Молчун, не томи. Расскжи, как дело было.

— Сам вызвал Рахтана Большого. Батыра ихнего. Зоровый такой синеспиный. Я чуть зубы тогда не стёр от досады. Думал ведь, что сам пойду. Ну или Быстрая, которая с нами поплыла. Иначе б зачем Командор нас брал. Вот. Но, думаю, как увидел он эту громадину, так и...

— Что?

— Что-что — сам решил биться, не рискуя никем из нас. План, о котором договаривались, на ходу изменил. Вот и... вот, в общем.

— Да, Командор нами дорожит. Но не дело это, Молчун, что лидер сам то и дело ввязывается в опасные дела.

— А то я не знаю, Хромой!

— Тише. Лагерь лобастых недалеко. Нельзя их раньше времени насторожить, разбудив. Сколько ж еще ждать-то? Пора бы и выступать. Светает уж скоро. Благо не впервой. Уже есть опыт, хе-хе. Пусть на этот раз лобастых и поболее будет.

— Ага, а еще синеспиных трое. Ну и желтобрюхих под три десятка. Не только ведь буробокие, как в прошлый раз.

— Ерунда. Командор и этих, сколько бы их ни набралось, к хренам всех взорвет. Ты лучше еще расскажи, как поединок то протекал. Шутка ли дело, завалить синеспиного, который на голову выше Бурхана.

— Ну это, вышли они друг напротив друга.

— И?

— Не торопи. Вот, значит, стали.

— Ну?

— Смотрят один другому в глаза.

— Ну-ну, и?

— А потом Рахтан как сорвется с места. Даже борозду после себя оставил, когда ручищей от земли оттолкнулся. Это чтоб помочь коротким ногам своим.

— А Командор?

— Увернулся. Ловко так. В последний момент шажок в сторону сделал.

— Да не молчи ты. Что дальше-то?

— Странный он.

— Кто, блин?

— Абель. Словно смерти вовсе не боится. Да и в бою он словно другой человек. Вот знаешь, когда речи толкает — один. Балагур такой себе. Нередко с глупыми и несмешными шутками. Когда работу делает — другой. Как бы механический какой-то. Ну а когда магию эту свою творит, порой с жуткими истязаниями жертв — третий. Словно равнодушный и непроницаемый такой, что ли. Вот и в бою он такой же был. Как бессмертный. Уверенный в своей неуязвимости. Ну или превосходстве. В бою оно ведь как — побеждает тот, кто сумел эмоции унять и навыки задействовать на максимальное количество процентов. Ну и везунчики еше, это когда от тебя мало что зависит. И вот Командор в бою навыки свои, пусть и невеликие, но применяет на все сто. Причем не на автомате, а осмысленно! То есть не рефлекторно отвечает на типичную угрозу, что тренировками вбивается, а как бы успевает анализировать и холодной головой выбирать оптимальное.

— Это да. Тоже заметил.

— Вот и тут он едва не играючись уходил каждый раз от здоровяка. Но при этом совсем не контратакуя. Словно бы присматривался, выбирал местечко подходящее, чтобы всадить в толстошкурого свою ту жуткую кость.

— Это которую он еще там, в овраге, из замученного лобастого по живому выдирал, предварительно прям на теле ее шлифуя и рисунки вырезая?

— Ага, она. Жуть.

— Жуть. Кто ж спорит. Вот только пускай луче монстры страшную смерть принимают, а все наши и впредь все живы-здоровы остаются. Я тебе так скажу, Молчун. Нет в мире людей плохих или хороших. Есть свои, и чужие. Ну и те кто только за себя. То есть кому на всех плевать, кроме своей шкуры. Вот эти — самое зло!

— Но их большинство.

— Это так кажется. Просто в разные моменты своей жизни люди могут меняться. Хотя нет, люди не меняются, меняются их цели и мотивы. Вот, ну и психи еще — прям беда. Это если такой убедит себя, что ради своих было бы целесообразно миллионы не своих на мыло пустить, потому что они не в то верят, не того цвета, не в туда кончают, а что важнее, не тем налоги заносят, вот тогда пиши пропало, брат. Нет я тоже на многое из перечисленного смотрю, мягко говоря, без одобрения, но не сторонник быстрых кардинальных методов решения проблемы. А для меня, когда на мою жопу смотрят с симпатией, это именно проблема. Но отвлеклись. Командор — не садист и не псих. Это понятно. Но методы его, откровенно говоря, пугают. Однако пока он их применяет не на своих и ради своих, а не для услаждения психических девиаций, я — с ним! Что дальше было?

— Уворачивался, уворачивался, пока не решился подставиться.

— Как? Зачем?

— Видимо, не хватало ему навыков, чтобы подловить и гарантированно пробить громилу. Кость ведь не сталь, поэтому куда угодно бить не вариант. Выцеливать надо.

— Эх, говорил же ему, что и себе надо опыт собирать, а не нам его весь раздавать.

— Да кто ему об этом только ни говорил! Но в ответ лишь отшучивается, эм, ревальвертой какой-то.

— Ага, я так и не понял, что за самая быстрая рука на Диком Западе? И где это вообще?

— Вот-вот. Шутки эти его, эм, странные. Короче, намеренно замешкался он, ну и получил по левому плечу булавой.

— Видел я след на его доспехе. Жесть просто.

— Вот-вот. Ну и тут же, улучив-таки момент, всадил лобастому в пах костяшку.

— И что? Помогло? Кровью ведь, пусть и из артерии, но долговато стекать, а тут перелом такой серьезный и, что важнее, разъяренная образина нависает, с дубиной да огроменными ручищами.

— А не было больше ничего.

— То есть как?