По поводу реформы в нашей семье спорили. Папа считал, что партия решила правильно, мол, детям нужно прививать трудовые навыки, мама же резонно полагала, что для получения специальности существуют техникумы и ПТУ, а средняя школа должна готовить к поступлению в институты и университеты. В этом вопросе я была на стороне мамы, в основном из-за того, что мне не хотелось лишний год в школе париться, да и кем быть я к тому времени еще не решила. Точно помню, что не кассиром.

В нашей школе благодаря территориальной близости к техникуму был объявлен набор в девятый класс по специальности «Автоматика-телемеханика на железнодорожном транспорте».

Само название специальности звучало так современно и в то же время загадочно, что сомнений в выборе у меня не было. На красивое название клюнули очень многие выпускники трёх восьмых классов нашей школы, а ещё к нам косяком повалили ребята из других школ. Пришлось проводить конкурс годовых оценок. В результате наш 9 «А» оказался очень сильным классом, в котором преобладали мальчики.

Производственное обучение оказалось полной профанацией. На него было отведено 12 часов в неделю. Для того чтобы стать специалистом по автоматике, этого было мало, а чтобы после одиннадцатилетнего обучения определиться в смазчики колёс – многовато. Довольны были только преподаватели техникума – такой халтурки у них раньше не было: и тебе деньги за часы и ответственности никакой! Из всего пройденного курса я запомнила назначение блок-участков и ещё кабели марки «ТРВКШ» и «бронированные голые». Последняя марка меня поначалу смущала: если кабель бронированный, то, как же он может быть голым? Потом мне объяснили, что кабель может быть бронированным, но без оплётки. Ещё я помню железнодорожный анекдот, рассказанный симпатичным молодым преподавателем:

«Машинист кричит своему помощнику:

– Бросай в топку кривые дрова!

– Зачем?

– Впереди крутой поворот!».

Неудивительно, что реформа благополучно скончалась через три года, и в 1966 году в стране был двойной выпуск – тех, кто учился одиннадцать лет, потратив лишний год на голые кабели или вращение ручки кассового аппарата, и тех, кому повезло учиться десять лет. Хотя, говорить, что кому-то повезло, не совсем правильно, ведь, в результате, в том году конкурс в вузы увеличился ровно вдвое.

Но я совсем не жалею о том, что пришлось проучиться лишний год в школе. Во-первых, на смену старой директрисы, ушедшей на заслуженный отдых, в школу пришёл молодой, энергичный и очень интересный внешне директор Владимир Александрович Баер, который преподавал у нас физику, и в которого все девчонки сразу же влюбились. Во-вторых, – и это самое главное! – наш новый класс быстро сдружился, и приобрёл черты очень активного, весёлого и гораздого на выдумку коллектива. Способствовал такой быстрой консолидации один драматический случай.

В самом начале учебного года на уроке биологии меня вдруг затошнило, и ужасно разболелась голова. На перемене я решила сходить к школьной медсестре и отпроситься домой. По пути в медпункт я встретила четверых ребят из нашего класса.

– Куда идём? – деловито поинтересовался Володя Подгорный, мой сосед по двору, который теперь тоже учился в нашем классе.

– Хочу отпроситься, голова болит.

– Не ходи. Мы только что оттуда.

– А вы-то чего?

– У нас тоже головы как чугунные.

– У всех что ли? – с сомнением поинтересовалась я.

– Ага, и медсестра тоже считает, что мы сачкануть решили. Так что поворачивай оглобли. Бесполезно.

Вот, чёрт! Бывало, этим приёмом я, как и все, пользовалась, и прекрасно проходило, но пачками отпрашиваться могло прийти только в головы, больные по-настоящему! Придётся досиживать.

Прозвенел звонок, и я повернула оглобли назад. Следующим был урок литературы, который вела суровая «русачка» Маргарита Сергеевна по кличке Марго. Меня так мутило, что я перестала отражать действительность и распласталась по парте. Марго вызвала к доске Люду Сергееву, отличницу с первого класса. Люда неожиданно отказалась отвечать, сославшись на головную боль. Марго, хоть и удивилась, но Люде поверила и назвала другую фамилию:

– Марандин, к доске!

Виталик Марандин, сидевший за последней партой, встал и заявил:

– У меня голова болит.

Тут Марго прорвало. Она стала орать, что мы бездельники и хотим сорвать урок, но этот номер у нас не пройдёт, а Марандин схлопочет четвертную двойку, если ему так этого хочется! Её визг меня слегка взбодрил, я оторвала свинцовую голову от парты и обернулась на несчастного Марандина. Бледно-зелёный Виталик стоял молча, прислонившись к стене. Вдруг он зашатался и брякнулся в проход между рядами. Все остолбенели, а Марго – надо отдать ей должное – без всякого интонационного перехода продолжила орать:

– Чего сидите! Выносите его на свежий воздух!

Обмякшее тело Марандина подхватили и вынесли в коридор. За спасателями ринулся весь класс. Я выбежала вместе со всеми и в коридоре прислонилась к стене, так как в глазах потемнело и голова пошла кругом – похоже, что мой организм решил последовать примеру Марандина. Но в обморок я не упала, а просто сползла по стене на пол, так и оставшись сидеть, дожидаясь помощи. Рядом со мной примостилась Гуля Бедельбаева, которой, судя по тому, что её смуглое лицо приобрело оливково-серый оттенок, было не лучше, чем мне.