Настал торжественный момент вселения. Мы получили двухкомнатную малогабаритку на последнем, четвёртом, этаже. Пятнадцатиметровую гостиную заняли родители, а девятиметровую спальню отвели нам с Жанкой и бабушке. В спальню поместились всего две кровати и мамина ножная швейная машинка, купленная её отцом ещё в двадцатых годах. Как и в старой квартире, нам с Жанкой пришлось спать вместе, но мы всё равно были счастливы – квартира со всеми удобствами! Так вот, мама заметила, что окно спальни плохо прокрашено, и велела отцу исправить недостаток. На следующий день папа принёс кисти и краску и собрался устранять недоделки. Окно было двойным, таким как сейчас стеклопакеты делают. Свинчено оно было намертво большими грубыми шурупами. Папа решил окно не развинчивать, тем более что внутри оно было прокрашено вполне прилично. Решить-то решил, но как всегда, не рискнул приступить к работе без получения официального одобрения.

– Катерина, иди сюда!

– Ну, что ещё?

– Я думаю покрасить только снаружи.

– Как это только снаружи?!

Я вижу, что папа уже слегка заводится, но старается отвечать спокойно:

– Потому что внутри нормально покрашено.

– Да какой, нормально! Крась и внутри и снаружи.

Папа в сердцах бросает кисть на швейную машинку. Мне, как всегда, папу жалко, я на его стороне:

– Мама, ты, наверное, не поняла. Папа имел в виду не красить внутри между створками. Там и так хорошо прокрашено!

Вижу, что мама поняла свою ошибку – она, действительно, подумала, что он хочет покрасить окно только со стороны улицы. Казалось бы – согласись, что не так поняла, и инцидент будет исчерпан. Но не тут-то было! Чтобы мама признала свою неправоту! Да ни за что!

– Всё я прекрасно поняла! Пусть красит везде!

Я чувствую, что сейчас взорвусь:

– Мама, ну, зачем внутри красить! Ты же сама видишь, что неправа! – кричу я, негодуя и заливаясь слезами.

– Мне будет неприятно, если он внутри не покрасит! – изрекает мама.

Ну, это уж слишком.

– Ты просто упрямая хохлушка! – воплю я и выбегаю из комнаты.

За «хохлушку» мама меня не ругала – это и было её признанием своей неправоты.

А однажды, это было в том году, когда в космос полетели два космонавта, Беляев и Леонов, мы с мамой поспорили, доведя друг друга до белого каления:

Я обратила внимание на то, что в газете «Правда» на одной фотографии Леонов сидит слева, а Беляев справа, подписана же фотография была наоборот – Беляев и Леонов:

– Смотри, мам, это Леонов, а это Беляев, а подписано наоборот.

– Почему наоборот? Правильно подписано.

– Да нет, посмотри же – на отдельные портреты. Вот Леонов, а вот Беляев, а на этой фотографии Леонов слева, а не справа!

– Ничего подобного! Если написано сначала Беляев, значит слева Беляев!

– Мама, неужели ты не видишь! Посмотри у Леонова ухо такое, а у Беляева такое. Теперь посмотри здесь! Носы сравни! Неужели ты не видишь, что это Леонов, а не Беляев?!

– Ничего подобного, это Беляев!

Я продолжала проводить сравнительную экспертизу, привлекая в качестве доказательства фотографии космонавтов из «Комсомолки» и «Известий», но мама упорно отказывалась признать очевидное. Спор наш так и остался неразрешённым ко взаимному неудовлетворению. Я, конечно, могла и не спорить по такому ничтожному поводу – мудрый человек на моём месте так бы и поступил, но, такой уж у меня характер: не терплю, когда чёрное называют белым. Бывает, конечно, что и я эти цвета путаю, но сказать оппоненту «ты прав» мне всё-таки легче, чем маме. Недаром я хохлушка только наполовину.

Кстати, много позже в книге про Есенина я увидела фотографию, на которой слева сидел Мандельштам, а справа стоял Есенин, а под фотографией была подпись: «Сергей Есенин и Осип Мандельштам». Я показала фото маме, и спросила:

– Мама, где здесь Есенин?

– Что я Есенина не знаю? Вот он! – ответила мама.

– Неправильно. Читай подпись. Это должен быть Мандельштам.

Мама всё поняла и со смехом сказала:

– Да я тогда сразу же поняла, что ошиблась, но признаться в этом не могла.

Папа, который слышал наш разговор, выразительно посмотрел на маму и промолчал, а я сразу же вспомнила «оконную» эпопею, но тоже промолчала, хотя мне очень хотелось вставить ей это лыко в строку. А промолчала я вот почему.

За неделю до этого наша семья чуть не распалась. Был субботний вечер. Папы дома не было – он консультировал заочников. Мы с Жанкой уговорили маму пойти в кино. Новый кинотеатр «Целинный» находился совсем рядом, напротив нашей школы, то есть в пяти минутах ходьбы через скверик. В кино мы сходили, а когда вернулись домой, мама молча стала собирать папины вещи и складывать их в чемодан. Бабушка засуетилась, заволновалась: