Что же, все правильно. Шестиструнный инструмент — куда более весомый довод в сердечных делах, чем орудие убийства.

ДЖОН ГОЛСУОРСИ

Голсуорси, Джон (1867–1933) — английский писатель. Социально-бытовые романы «Остров фарисеев» (1904), «Петриций» (1911), «Фриленды» (1915) и другие. В трилогиях о судьбах одной семьи «Сага о Форсайтах» (19061921) и «Современная комедия» (1924–1928) дал эпическую картину нравов буржуазной Англии конца XIX и первой трети XX веков. В трилогии «Конец главы» (1931–1933) проявились консервативные

тенденции.

Драмы.

В литерат

урной публицистике

отстаивал

принципы реализма. Нобелевская премия (1932).

Очень поэтично Джон Голсуорси рассказывает о гитаре в «Саге о Форсайтах». Речь идет об английском школьнике и его первой любви. «Джону ни разу еще не было так хорошо, с самого приезда в Новый Свет, три с половиной года назад. По утрам он возился на солнышке с собаками или пытался писать стихи, так как молодые хозяева были заняты. После обеда он ездил верхом с ними обоими или с одной Энн. Вечерами учился у нее играть на гавайской гитаре…

Дни бежали, солнце грело, по ночам пахло дымом лесных пожаров; и каникулы Джона подходили к концу. Он уже умел играть на гавайской гитаре, и под ее аккомпанемент они исполняли негритянские песни, арии из опереток и прочие бессмертные произведения искусства».

Совместное музицирование сблизило молодых людей. Произошло то, что и должно было случиться — вспыхнуло юное, незамутненное чувство.

«Энн запела. Она пела протяжную песню — зов испанской горянки. Джон щипал струны, а мелодия щипала его за сердце. Она допела до конца, спела еще раз, и ее взгляд передвинулся. Что? Она смотрит на него наконец! Не надо показывать вида, что он заметил. Уж очень хорошо — этот долгий, темный взгляд поверх гитары. Между ними была ее гитара и его. Он отшвырнул эту гадость. И вдруг, подвинувшись на полу, обнял девушку. Она молча уронила голову ему на плечо, как тогда, у индейского кургана. Он наклонился щекой к ее волосам. От них пахло, как и тогда, сеном. И как тогда, в лунном свете, Энн закинула голову, так и теперь она повернулась к нему. Но теперь Джон поцеловал ее в губы».

В этих трех отрывках гитара предстает перед нами во всем своем романтическом великолепии. Она участвует в житейских событиях, и роль ее благородна.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. XX ВЕК. ЗРЕЛОСТЬ

МАКСИМ ГОРЬКИЙ

Горький, Максим (Алексей Максимович Пешков, 1868–1936) — русский писатель, публицист. Большой резонанс имел сборник «Очерки и рассказы» (т.1–3, 1898–1899), в котором носителями новой, «свободной» морали были изображены (не без влияния ницшеанства) босяки. В романе «Мать» (1906–1907) сочувственно показал нарастание революционного движения в России. Выявив разные типы жизненного поведения обитателей ночлежки (пьеса «На дне», 1902), поставил вопрос о свободе и назначении человека.

В «окуровском» цикле (роман «Жизнь Матвея Кожемякина», 19101911) — пассивность, косность уездной русской жизни, проникновение в нее революционных настроений.

Автобиографическая трилогия («Детство», 1913–1914, «В людях», 1915–1916, «Мои университеты», 1922). Литературные портреты, воспоминания. Многообразие человеческих характеров в пьесах («Егор Булычов и другие», 1932), в незавершенном романе-эпопее «Жизнь Клима Самгина» (т.1–4, 1925–1936).

В автобиографических рассказах Горького масса персонажей, деталей быта, кратких и точных зарисовок. Поражаешься наблюдательности этого удивительного писателя. Отдельные сцены, имеющие отношение к гитаре, стоит процитировать. Итак, начинается вечеринка.

«Приходит кривой дьякон Ворошилов, пьяница, грязный, засаленный человечишко, превосходный гитарист и гармонист, рябое скуластое лицо его в серых волосах, толстых, как иглы ежа; у дьякона маленькие холеные руки женщины и красивый — ярко-синий — глаз: дьякона так и зовут «Краденый глаз».

Приходят бойкие девицы из села и казачки из станицы, иногда с ними — Леска. В небольшой комнате, тесно заставленной диванами, садятся за тяжелый круглый стол…

Наелись. Степахин рыгает, как башкир; крестится дьякон, — нежно улыбаясь, настраивает гитару; переходят в большую комнату, где нет мебели, кроме полдюжины стульев, и начинают петь.

Поют — дивно. Петровский — тенором, Степахин — густейшим мягким басом, у дьякона — хороший баритон, Маслов умело вторит хозяину, женщины тоже обладают хорошими голосами, — особенно выдается чистотою звука контральто казачки Кубасовой; голос Лески криклив, — дьякон часто грозит ей пальцем. Поют благоговейно, как пели бы во храме, и все строго смотрят друг на друга, — только Степахин, широко расставив ноги, опустил глаза, и лицо у него удивленное, точно он не верит, что это из его горла бесконечно льется бархатная струя звука. Песни мучительно грустные, иногда торжественно поется что-либо церковное, чаще всего «Покаяния двери отверзи».

Этих никчемных, суетных, крепко пьющих людей объединяет неодолимая тяга к прекрасному, к чистой и возвышенной музыке. Правда, когда пустеет выставленная на стол четверть водки (а это по современным меркам — трехлитровая бутыль!), начинаются кабацкие забавы.

«Белки рачьих глаз Петровского налиты кровью, он вытягивается всем телом, как солдат в строю, и орет:

–

Дьякон — плясу! Тихон — делай! Живем!

–

Начали! — отзывается дьякон, взмахивая гитарой и хитрейшим перебором струн, с ловкостью фокусника начинает играть трепака, а Степахин — пляшет».