Шрифт:
Явление первое
Явдокия Пилиповна, одна.
Явдокия Пилиповна (сидит у стола и обмахивается платком). Ну и денек! Дождалися святого лета! Уж спала, спала, да никак до вечера не доспать; упрела только, страх! (Утирается платком.) А старик еще спит. Эй, Прокоп Свиридович! Прокоп Свиридович! Сколько еще будешь валяться! Вставай, а то уже к вечерне скоро зазвонят. Прокоп Свиридович, ты слышишь?
Прокоп Свиридович (из комнаты). А-а! Это ты меня, Явдокия? Погоди немного, дай опомниться да потянуться!
Явдокия Пилиповна. Ишь, потянуться, а когда б я потягивалась, так и накричал бы. Да в праздник-то и неплохо поспать, меньше греха: как не спишь, так начнешь судить кого или еще что и впадешь во искушение… Да что ж он не идет? Скучно одной. Проня ушли куда-то, да они и говорить-то с нами не любят… Прокоп Свиридович, вставай уже!
Явление второе
Явдокия Пилиповна и Прокоп Свиридович.
Прокоп Свиридович (входит потягиваясь). Чего-то мне не по себе… не то недоспал, не то переспал… Словно бы хочется чего-то — не то фиг, не то соленых огурцов? (Садится возле Явдокии Пилиповны.) Как ты думаешь?
Явдокия Пилиповна. А как же мне о том знать! Разве ж у меня твой рот?
Прокоп Свиридович. Вот видишь, ты и не знаешь, чем мне угодить, а меня, как нет тебя рядом, так грусть и разбирает!
Явдокия Пилиповна. Хороша грусть! Пошел себе в комнату, да и храпеть, аж потолок дрожит, а я тут одна горюю, не с кем и словом перемолвиться.
Прокоп Свиридович. Соскучилась? Мы, как поженились, ворковали, что голубочки, и до смерти будем ворковать: гули, гули, моя старенькая!
Явдокия Пилиповна. Загудел, мой седенький! (Придвигается поближе и поправляет ему волосы.)
Прокоп Свиридович. А помнишь, Явдоня, как я к тебе присватывался? Как я тогда ходил вокруг тебя?
Явдокия Пилиповна. Еще что вспомнил! Миновало! Вот уже у нас и дочка на выданье…
Прокоп Свиридович. Да так, так! Уже давно бы пора!
Явдокия Пилиповна. Чего ж давно? Они еще молодые.
Прокоп Свиридович. Ты в эти годы уже третьего носила, только бог прибрал.
Явдокия Пилиповна. Мало ли что: мне нечего было перебирать, а Проне первый попавшийся не годится: они на барышню повернуты и всяким деликатностям обучены.
Прокоп Свиридович. Обучены-то, обучены; да вот с этими деликатностями и сидят, и никто не берет!
Явдокия Пилиповна. Мало ли у нее было женихов?
Прокоп Свиридович. Так почему ж не шла?
Явдокия Пилиповна. Потому — простота, а нашей дочке нужно дворянина либо хоть купца.
Прокоп Свиридович. Захотелось черт его знает чего, а по-моему, — наш бы брат лучше.
Явдокия Пилиповна. По тебе, так хоть бы и за чумазого.
Прокоп Свиридович. Не за чумазого, а за мещанина, трудящегося человека, такой бы и деньги не растряс, и дите бы жалел, и нас почитал бы, придерживался старых обычаев, а то выкопает какого-нибудь ветрогона или завалящего лодыря, так тот сейчас перевернет все по-модному: на нас, как простых, плевать станет, добро все промотает и дочку бросит.
Явдокия Пилиповна. Снова ты мне назло говоришь? С чего ж бы ему Проню бросить? Чем же они дворянину не жена, когда всякую моду, всякую науку знают? Это уж вовсе одуреть нужно, чтоб такой умной женой побрезговать!
Прокоп Свиридович. Толкуй! По-моему, эти панские науки да причуды только испортили нам дочку: кому она нужна со своими переборами? Какой дворянин ее возьмет? Дворянин или офицер ищет жену красивую, а наша Проня, не сглазить бы, в тебя пошла. (Машет рукой.)
Явдокия Пилиповна. Что ж это такое, опять ты меня колоть? Вот напасть! Заслужила!
Слышен колокольный звон.
Прокоп Свиридович. Да будет, не сердись, вот уж и к вечерне благовестят… (Крестится.) Пойти, так ноги что-то болят… авось, бог простит.