Два выстрела слились в один — и когда оба клона заваливались вперед с простреленными затылками, Никлас уже, серьезным усилием преодолевая сопротивление неготового к такому ускорению собственного тела, повернулся к стоящим у обеденного стола горничным.

На них он потратил пять патронов — одна так и осталась в неподвижности, поймав пулю в голову, а вот вторая успела среагировать, сорвалась с места. Пришлось сначала приостанавливать ее двумя выстрелами в грудь, от которых она затормозила, но не упала. Фон Хоффман не соврал — серьезные противники.

Усилием, подавив сильный приступ тошноты — как всегда после такого ускорения на стимуляторах с ним бывало, Никлас вернулся в обычное состояние. Для Женевьевы и Оберхойзера, которые не обладали ведьмачьими возможностями, случившееся уложилось в краткое мгновенье: вот вроде бы все еще в порядке, но уже звучат слившиеся в один гул выстрелы, и сразу как клоны-телохранители, как и горничные, начинают заваливаться на пол.

И для Оберхойзера, и для Женевьевы произошедшее оказалось сюрпризом. Судя по выражению лиц, разной степени приятности — от крайне отрицательной до сугубо положительной. Но если Оберхойзер стоял оцепенев, ошарашенный случившимся, то Женевьева едва глянув на Никласа, уже пыталась высвободиться из хватки конвоиров. Для этого ей пришлось рвануться с силой — сначала в одну сторону, так что оторванный по плечо рукав платья остался в сжатых пальцах падающего первого клона. Они даже в смерти не отпустили девушку, а второй клон так и упал, сжимая ткань, заставив Женевьеву наклониться. Отрывать второй рукав ей пришлось, упершись клону ногой в плечо.

— В-в-в-вы… — между тем обрел дар речи Оберхойзер, ошарашенно глядя на происходящее. Рот его приоткрылся, нижняя губа мелко затряслась.

— Без паники, — быстро поменяв магазин, примирительно поднял руки Никлас. — Все в порядке, не волнуйтесь. Я получил недвусмысленный приказ устранить Женевьеву фон Хоффман, когда она попытается вас убить…

Как раз в этот момент в широкие двери залетело еще два клона-телохранителя. Никлас — благодаря обострившемся до предела чувствам, давно услышал их шаги, поэтому был готов и снова вошел в боевой транс ускорения. Раздались два выстрела, мелькнули лакированные ботинки — еще бегущие вместе с ногами вперед, когда лысые головы уже начали откидываться назад.

«Спасибо фон Хоффману за предупреждение», — сопроводил взглядом падающие фигуры Никлас.

— Доктор! Лучше остановите свои организмы! — заговорил Никлас, снова оборачиваясь к Оберхойзеру. — Напоминаю, что я здесь по приказу императорской власти для решения вашего вопроса! Просто я всего лишь попросил ваших клонов оставить леди фон Хоффман с нами, потому что без нее не смогу выполнить полученное указание! Если еще кто-то попытается меня атаковать, я восприму это как ваше нападение на меня лично и приму решительные меры.

Пока выдавал эту тираду, Никлас лихорадочно размышлял, а сколько здесь вообще может быть клонов? Хватит ли у него если что патронов — к вальтеру оставалось три неполных магазина.

— М-ммм-мм!! — промычала что-то Женевьева из-под полоски скотча.

— Леди, вас пока никто не спрашивает, — посмотрел на нее Никлас. — Так что, доктор? Давайте жить дружно?

Оберхойзер, который заметно впал в панику при виде легко истребляемых клонов, так и стоял с открытым ртом. Взгляд его бегал, но похоже выглядящий добропорядочным бюргером вивисектор уже начал осмыслять сказанное Никласом.

— Да вы хоть знаете, сколько стоит каждый из этих организмов? — посмотрел Оберхойзер на безжизненные тела клонов.

— Не знаю и знать не хочу. Более того, мне плевать. Еще раз, последний, прошу вас меня услышать: у меня есть задание, я намерен его выполнить. Если леди Женевьева будет находиться в камере где-то в ваших подвалах, она не сможет попытаться вас убить, а я не смогу ее устранить. Вы это понимаете?

— Я рассчитывал на…

— Мне плевать, на что вы рассчитывали.

— Я буду жаловаться на вас в канцелярию…

— Если не прекратите истерику, я вам сейчас выбью четыре передних зуба, и фавофаться вы на меня будете фначала фтоматологу. Ферштейн?

Никлас краем уха — у него был очень хороший слух, услышал, как хмыкнула под замотанным скотчем Женевьева. Оберхойзер же в этот самый момент охнул от наглости сказанного. Он открывал рот как выброшенная на берег рыба — но уже не от испуга, а краснея от ярости и сходу даже не найдя, что ответить.

— Доктор, честно сказать я не испытываю к вам приязни, но я сейчас на вашей стороне как простой исполнитель воли государства, — успокаивающим тоном произнес Никлас. — И давайте вы не будете мне в этом мешать. Как насчет ужина?

— Ужина? — оторопело повторил Оберхойзер.

— Ужина. Дорога к вам долгая, я успел поспать и проголодаться, а у вас вон стол как дорого-богато накрыт.

— А…

— Ну вот и славно, тогда давайте уже садиться.

— А…

— Да-да, конечно, попросите кого-нибудь убрать тела. Если ваши организмы, как вы их называете, не будут делать резких движений, когда появятся в зале, я не буду в них стрелять.

Женевьеву Никлас усадил спиной ко входу в зал, сам сел напротив, положив пистолет на белоснежную плотную скатерть. Оберхойзер, находясь в заметной прострации, вернулся на место во главе стола. Когда все расселись, двое клонов-горничных медленно и без резких движений зашли в зал и поочередно вытащили тела на лестницу. Больше ничего убирать не пришлось — крови на полу не было. Вообще.