Кел и тетушка терпеливо ждали, чтобы показать мне этот сюрприз. Три года мучений Кеелин, и никто мне не сказал. Тетка знала меня лучше, чем я думала, потому теперь меня будет грызть мысль, что Кеелин страдала все это время, пока меня не было. А если она мне предложит свободу Кеелин в обмен на не знаю что, чего она от меня хочет, то вполне может добиться своего. Мне надо было поговорить с Кеелин наедине.

При всей моей ненависти к Келу я должна была признать: это был один из очень немногих способов ввести Кеелин в придворный круг. Она была одной из моих фрейлин, моей компаньонкой. Но положение моего друга и моего слуги позволило ей увидеть внутреннюю механику Двора. Я знала, что она от всей души рвется быть принятой в эту темную толчею, рвется настолько, быть может, что готова терпеть Кела и разозлится на меня, если я положу этому конец. То, что я считала это ее спасением, не значит, что Кеелин сама того же мнения. Пока я не узнаю ее истинных чувств, я ничего не смогу сделать.

Наконец рука Кела снова вынырнула наружу. Видеть эту бледную руку на плече Кеелин, а не глубоко за вырезом ее платья, было легче, чем просто стоять и смотреть.

– Королева послала меня сопроводить мою прекрасную кузину в ее личные покои. Вам двоим надлежит направиться в тронный зал.

– Я сам знаю, что мне надлежит, – ответил Баринтус.

– А как мы можем верить, что ты ей ничего плохого не сделаешь? – спросил Гален.

– Я? Моей прекрасной кузине?

Кел снова рассмеялся.

– Мы не уйдем.

Голос Баринтуса прозвучал низко и ровно. Надо хорошо знать этот голос, чтобы услышать в нем нотку гнева.

– Ты тоже боишься, что я причиню ей вред, Баринтус?

– Нет, – ответил Баринтус. – Я боюсь, что она причинит вред тебе, принц Кел. А для королевы очень много значит жизнь ее единственного наследника.

Кел смеялся громко и долго. Смеялся, пока слезы не потекли у него по лицу – или он просто притворился, что смахивает их.

– Так ты боишься, Баринтус, что она попытается причинить мне вред и я поставлю ее на место?

Баринтус наклонился ко мне и шепнул:

– Ты не можешь себе позволить показать перед Келом слабость. Я не ожидал, что он нас здесь встретит, – это смелый ход. Если ты в землях запада обрела какую-нибудь силу, покажи ее сейчас, Мередит.

Я повернулась, посмотрела вверх, ему в лицо. Он был так близко, что его волосы скользили у меня по щеке; они пахли океаном и чем-то еще, травянистым и чистым. Я шепнула в ответ:

– Если я сейчас покажу свою силу, это потом лишит меня преимущества внезапности.

Его голос был как тихое журчание воды по круглым камешкам. Он с помощью своей силы закрыл нас, чтобы Кел не подслушал.

– Если Кел потребует, чтобы мы ушли, а мы откажемся, это нам обернется очень плохо.

– С каких пор стражи королевы повинуются ее сыну?

– С тех пор, как королева так повелела.

Кел обратился к нам:

– Я приказываю тебе, Баринтус, и тебе, Гален, вернуться к своим заждавшимся вас обязанностям. Мы сами эскортируем мою кузину на аудиенцию королевы.

– Заставь его бояться тебя, Мередит, – сказал Баринтус. – Заставь его пожелать, чтобы мы остались. Кел вполне мог иметь доступ к кольцу матери.

Я уставилась на него. Можно было не спрашивать, действительно Баринтус считает, что за попыткой убить меня в машине стоит Кел. Если бы он не верил в такую возможность, он бы не говорил о ней.

– Я вам обоим дал прямой приказ.

Голос Кела взлетел, оседлал поднявшийся ветер.

Этот ветер шелохнул длинные полы плащей, прошелестел в сухой листве деревьев и краем поля слева. Я повернулась к шепчущим деревьям. Мне почти ясно слышалось, что шепчет ветер деревьям, как вздыхают деревья о приходе зимы и долгом предстоящем холоде. Ветер суетился и спешил, рассыпая небольшие кучки только что сорванных листьев по каменной тропинке вокруг Кела и его спутниц, обдувал мне колени. Подобрав пригоршню листьев, ветер заиграл ими у моих ног. Листья пролетали мимо меня, надо мной в налетавших вдруг порывах осеннего ласкового ветра. Я закрыла глаза и стала вдыхать этот ветер.

Я отошла от стоящих за моей спиной Галена и Баринтуса, на несколько шагов ближе к Келу, но на самом деле я шла не к нему. Это был зов этой земли. Она была рада, что я вернулась, и сейчас, как никогда не бывало раньше, сила этой земли приветствовала меня.

Я развела руки и открылась ночи. Ветер будто не обдувал меня, а проходил насквозь, как будто я стала кронами над головой, не препятствием на пути ветра, а частью его самого. Я ощущала движение ночи, торопливый, поспешный ее пульс. Земля под ногами раскрывалась все ниже и ниже, до невообразимых глубин, и я ощущала их все и на миг почувствовала, как поворачивается подо мной планета. Я ощутила ее медленное, величественное качание вокруг Солнца. Я стояла, упершись ногами твердо, как корнями дерева, уходящими глубже и глубже в прохладную, живую почву. Ветер веял сквозь меня, будто меня и не было, и я знала, что могу завернуться в эту ночь и невидимой пройти среди смертных. Но не со смертными я сейчас имела дело.

С улыбкой я открыла глаза. Гнев, замешательство – все это исчезло, сдулось ветром, пахнувшим сухими листьями и чем-то пряным, будто я ощущала аромат чего-то, что наполовину помнила, наполовину мне снилось. Это была неукрощенная ночь, и неукрощенную магию она могла тебе дать, если ты способен воспринять ее. Магию земли может вырвать у мира кто-нибудь, у кого хватит на это сил, но Земля – создание упрямое и терпеть не может, когда ее используют. За насилие над стихиями приходится платить. Но бывают ночи и даже дни, когда Земля предлагает себя как женщина, добровольно зовущая любовника в свои объятия.