– Иррэ-наррэ! Ashhh! Siare danarde! Kerte-ro!

– Я тоже рад тебя видеть, Кин…

На миг его тело снова налилось силой, обрело плотность — и призрак крепко-крепко обнял ошарашенного брата.

– Гир? Гирьен?..

Мужчина чуть склонил голову, жадно впиваясь взглядом во вновь ставшее призрачным тело.

– Неплохо выглядишь… в целом…

Они не виделись с тех самых пор, как на руке старшего алькона защелкнулся рабский браслет. Кто же отпустит одну из древнейших тварей в место её силы? Гирьен узнавал о происходящем за стенами по обрывкам, слухам, чужим обмолвкам. Но этого было чудовищно мало. Как и времени на выяснение происходящего сейчас.

Он лишь успел в нескольких словах обрисовать брату произошедшее, замечая тень беспокойства или даже чего-то, похожего на панику, на бледно-сером лице.

– Она ещё жива? — спросил отрывисто.

– Да, как видишь, — Гир кивнул на собственную усыпальницу, где, почти в объятьях его тела, лежала глупая девочка.

– Вижу… — отрешенное.

Но он мог бы поклясться, что внутри совершенной оболочки бурлит ярость. И эта ярость связана не только с возможным крушением его планов. В этот момент лицо девушки исказилось — и она что-то едва слышно зашептала, мечась в полубреду и сжимая крепко кулачки с прорезавшимися когтями.

Кинъярэ возился долго — что-то шептал, творя магию такого уровня, что даже призрака прошибло настолько, что он предпочел удалиться на верхние ярусы дворца. Час, другой, третий… Беспокойство сменилось паникой. Умрет девчонка — погибнет и город, и он сам отправится в небытие, да и окончательная гибель столицы подкосит альконов… Тархен шэсс, да что же он там возится то столько? Он уже хотел было спуститься, когда брат сам поднялся наверх.

Бледный до серебра — как будто всю силу выпили. Длинные блестящие волосы потускнели, в глазах появился голодный блеск, заострилось лицо — всю силу он из себя выплеснул, что ли? Но, спустя секунду, в голову пришло осознание другого.

– Не получилось?

Где-то рядом раздался тоскливый вой гончей — блеснули в полутьме заалевшие глаза.

– Нет. Невозможно насильно вытащить того, кого здесь ничто не держит. Кстати, очень похоже на твою ситуацию, Гир, только немного с другой стороны…

— Значит все… кончено?

– Разве я это сказал, Гир? — улыбка на бледных губах казалась страшным оскалом. — Я не для того столько сил на неё угробил, чтобы она сейчас посмела бежать к Матери в гости. Нет. Раз так, я проведу обряд полного Посвящения.

– Да ты с ума сошел! — Гирьен не сумел сдержать удивления. — Она не выживет! Здоровые-то полукровки не выживали!

– У неё просто не будет шанса умереть, — прозвучало мрачноватое обещание, — я свяжу нас нерушимыми узами. Введу в свою семью.

Миг — и на губах Души Города уже цветет странная, почти лукавая насмешка.

– А не пожалеешь?

– Разве я когда-нибудь делал что-нибудь непродуманное? — приподнялась белесая бровь.

И младший благоразумно промолчал.

На подготовку им понадобился ровно час, тем более, что далеко идти не нужно — малое храмовое святилище испокон веков пряталось в тени дворцов Шэннэ.

Ритуал пробуждения сути любого живого существа прост — и смертельно опасен.

Он посмотрел на посеревшее лицо, прокушенную губу и совершенно седые волосы, одна прядь которых окрасилась в фиолетовый цвет. Легко уложил невесомое тело девушки на алтарь, почти чувствуя, как его жар жжет ладони.

Вспыхнули светильники в виде драконьих голов, прокрался откуда-то леденящий холод, мешающийся с запахом вереска.

– К сути твоей взываю силой своей и сущностью…

Ритуальный кинжал легко рассек ладонь. Первые капли крови упали на алтарь и на пересохшие губы девчонки.

– Пробудись и будь тем, кем тебе начертано от рождения, Риаррэ, дочь Смерти! Род Амондо примет тебя, узы нерушимые свяжут тебя, Мать наша призовет тебя! Ame!

Он подошел ближе, к краю каменной громады, стараясь её не коснуться. Прикрыл глаза, выравнивая дыхание. И со всей силы вогнал кинжал в центр пульсирующего фиолетового узора на женской груди. В самое сердце. И тут же отступил прочь.

– Для Детей Госпожи нет иного пути вернуться на свою тропу, кроме как умереть… Смерть — наша жизнь, наше возрождение, наше начало и конец.

Теперь все зависит только от неё.

Сила взметнулась, выплескиваясь в пространство. Загорелись ярко-синим светом руны алтаря, пряно-острый вереск сменился горьким миндалем, кружа голову. Медленно, словно застывая в каждой минуте, текло время, и Кинъярэ уже успел подумать о том, что вот, проклятье, упустил последний шанс, когда фигурка на алтаре дрогнула, сотрясаясь от кашля. Алькон не двинулся с места, зная, что это ещё далеко не конец, только не сводил взгляда с древнего алтаря. И не пропустил момента, когда веки приподнялись, и на него в упор посмотрели фиалковые глаза с четырьмя зрачками, что слились в миг в одну вертикальную щель.