Он хотел бы забыть. Пальцы невольно потерли горло, где была другая удавка — след данной по собственной воле клятвы. Он променял свою свободу на жизнь своих поданных и до сих пор об этом не жалел. На сердце было пусто… теперь он понимал, почему Клинки, потерявшие своих Гардэ, сходили с ума. Привыкнув делить с кем-то душу и помыслы, уже невозможно остаться одному.

Белые волосы. Взгляд потемневших уставших глаз. Упрямство и дерзость — и ненависть, что таится в их глубине, мешаясь с безумной нежностью. Его ириссэ… было бы ложью сказать, что он не хотел её тела — она была красива, чиста и юна. Но такому, как он, давно уже мало было получить тело. Он хотел поникнуть ядом в её душу так же, как она уже проникла в его. Его Драгоценнейшая душа. Сможет ли она сама, без запрещенных ему подсказок, стать сильнее? Он не был ни в чем уверен.

Спина, как и всегда в такие вечера, ныла. Он помнил, почему. Он ощущал рык заточенного внутри израненного дракона… И знал, что сделать, чтобы хоть немного притушить эту боль. Коготь стукнул по маленькому звоночку — сейчас тот пронесется эхом, вызывая нужного слугу…

Вот, так и есть. Спустя несколько минут в кабинет боком проскользнул маленький человечек в бежевой хламиде, низко кланяясь.

— Есть кто новый сегодня? Для меня есть работа? — ледяной голос звякнул, заставляя вошедшего чуть не распластаться по полу, вызывая надменную усмешку.

— Да, дайрэ, безусловно. Тюрьмы, хе-хе никогда не пустуют…

При нынешнем режиме — добавил про себя Кинъярэ.

— Чудес-сно…

Он резко встал, заставляя слугу отшатнуться, кланяясь.

— Идем. В самом деле, пора, пожалуй, выполнять свои обязанности…

Серые стены казематов встретили отдаленными криками, шелестом, стуком капель и вонью, от которой он лишь поморщился. Полукровки… люди… находят забавными такие мучения своих преступников.

Отчего-то перед глазами снова встал тонкий силуэт, сжимающий в пальцах от-ха и чуть полные губы, твердящие «да, Мастер». Как мучительно хотелось подняться вместе с ней в небо! Как хотелось взять её — нагую и беззащитную — на алтаре Матери, утверждая свою власть, делая эту алькону своей, навсегда. Но он знал, что не сделает этого.

Давно уже он старался ограничивать свои контакты лишь смертницами, не желая убивать прочих ядом крови Первых. Лишь равная могла встать рядом с ним. Но все же… все же то, что часть его крови не вызвала ни отторжения, ни любой другой реакции, внушала оптимизм… Впрочем, не время.

Косы зазмеились белыми эфами, хвост высек искры из стены, вызывая испуганные взгляды стражников. Да, зажрались, обленились, привыкли, что всю работу делают за них альконы. Не то, что те воины, которые схлестнулись с ними тысячи лет назад…

— Г-господин…

Злой взгляд бьет сильнее, чем рука.

— Д-дайрэээ… в-вам сюда…

Он и так уже чувствовал гнилостный аромат мучительной смерти. Он был здесь рядом, совсем близко, он ласкал ноздри, вызывая почти мягкую улыбку. То, что нужно. Как же он ненавидел насильников… Когти ласково погладили плеть с широкой рукоятью, когда Первый алькон вошел в серую клетку, где несколько человек были распяты на стене.

Встретил свою порцию ругани все той же ласковой улыбкой — и взрослые, уже давно забывшие, что такое страх и совесть, мужики, тоненько заголосили от страха, пытаясь пройти сквозь ту самую стену, к которой были прикованы.

— Плохие, плохие, людиш-ки… пришло время расплатиться по счетам…

Голос налился силой, обрел плоть, заставляя кровь потечь из ушей, сминая защиту мозга, разнося самообладание в клочья. Серебристые нити окружили его паутиной, взвились драконьими крыльями вверх — вместе в плетью.

Стражники за дверью попятились прочь, истово творя знаки Жизни. Глупые, они не понимали, что это его никогда не остановило бы. Смерть — есть естественный закон сущего, его начало и конец. Но он вне Смерти. Он эти правила создает сам.

Тонкий длинный язык облизнул губы. Чужая агония — это чудесно. Их гнилые душонки, сами того не ведая, одарят его силой. Они не уйдут на новый круг рождения, о нет. Он их уничтожит, развеивая, а силу оставит себе. И ничего Азгар с этим сделать не сможет…

По холодной камере пронесся легкий смех, от которого волосы тех, кто имел несчастье его услышать, встали дыбом.

Спустя пару часов довольный и уставший Кинъярэ покинул казематы, возвращаясь в свои покои. После того, как он, наконец, выпустил свою силу, безумие немного отступило, давая возможность перевести дыхание.

Алькон чуть прижмурился, раздувая ноздри. Ему не нравилось это затишье. Не нравилось, что Азгар оказался только пешкой, а кукловод по-прежнему оставался в тени, хотя подозрения и имелись.

Дверь бесшумно распахнулась, являя скалящегося Йера. Похоже, от тоже неплохо провел прошедшую неделю. По крайней мере, выглядел почти расслабленным.

— Звали, Драгоценнейший?

— Разумеется, Йер…

— И зачем же? — он подошел к креслу, но уселся на краешек стола, свесив ноги.

— Настала пора воплощать наш план, Йер. Натаскай Сайнара, даже если он будет рыдать кровавыми слезами. Позаботься о Тайле. Предупреди наших.