Пальцы остановились возле самой заклёпки сумки. Что-то с ней не так. Как и во всём этом странном мире.

Само воплощение чужести.

Вот что это было. Даже не одиночество, не обволакивающая тишина, не искажённость — эта реальность была чужда. Не мне, нет. Самой вселенной. Словно белая ворона среди миллиона чёрных. Заражённая клетка посреди здоровых. Покалеченный мир среди нормальных.

С этим местом что-то сделали. Кто-то .

Шорх-шорх.

Медленно, очень медленно я обернулась.

На меня уставились два чёрных глаза.

Кровь тут же хлынула быстрее: картинка смазалась, острая боль колькнула в затылке, тело накренилось в бок.

И я потеряла сознание.

***

Меня разбудил мерный стук капель о крышу. С трудом оторвав голову от подушки, я сонно огляделась, чтобы узнать, куда меня в очередной раз занесло. И, к счастью, место оказалось приятное: бамбуковый паркет, на котором разбросаны клубничного цвета подушки, широкие чемоданы с росписями этнических мотивов, длинный столик из тёмного дуба, полный фруктов и воды, светло-жёлтые деревянные стены, плавно переходящие в ширмы — традиционная китайская комната, полная внутреннего света, свободы и чужого тепла. Из восьмигранного окна видны лишь далёкие зелёные холмы — и тоска полоснула по сердцу. Так сильно я устала от зимы, постоянного мрака, холода и окровавленного снега, а тут... лето. Неважно, где я находилась — облегчение дождиком полило засохшую поляну радости и спокойствия, расцвели камелии и яркими бутонами осветили мир азалии.

Лёгкость души — точно после бесконечного тёмного леса, полного тумана и паутины, я смогла наконец-то выйти к проблеску солнца.

Сев на тонком матрасе и скинув хлопковое одеяло, я обнаружила себя в иной одежде: рубинового цвета пижама из шёлка с имитацией ципао и со штанами по колено. Удивлённо вскинула брови: кто меня переодел? И зачем? Однако эти вопросы быстро пропали, стоило только вновь взглянуть на еду: в желудке не было ни крошки ещё со позавчерашнего дня, если верить собственным физическим ощущениям и чувству времени. Виноград, личи, груши, персики — всё такое сочное, свежее, с насыщенным натуральным вкусом, что аж слюни текли. Навешись, я взяла стакан воды и хотела было уже его выпить, но остановилась: в отражении моё лицо оказалось чистым, без капли крови. Своей и чужой. Кто-то ещё и умыл меня, и теперь для полного счастья мне не хватало помыть голову, да и вообще расслабиться в горячей воде. Но то, что меня пока никто не собирался убвать и пугать, уже невероятно радовало.

Подозрительно.

Даже слишком: еда без яда, везде светло, пахло дождём и молодой листвой, никаких криков, жуткой тишины или голосов мальчишек. Так хорошо... очень странно.

Неужели в этом мире не существовало ничего плохого? Где я вообще? Может, в своей вселенной, просто в Китае? Как понять, когда я попаду обратно? И попаду ли...

Одиночество.

Пушистой плесенью оно разрослось из угла, поползло по стенкам, охватило шкафчики, стулья, коснулось моей стопы. Будто только и ждало, когда я вновь останусь одна, покину бренных друзей, вырвусь из хаоса забот и химическим осадком лягу на дно колбочки — зажатой, испытуемой, нужной лишь в целях эксперимента для достижения результата. А что для этого потребуется — никого не волновало.

Одиночество всегда отвечало взаимностью.

Я резко посмотрела на открывающуюся ширму: в комнату вошла невысокого роста китаянка с распущенными чёрными волосами. Белое с нежно розовыми тонами ханьфу доходило до пола, длинные рукава плавно тянулись по воздуху при ходьбе: гостья — или хозяйка? — подошла к столику с противоположной от меня стороны и мягко опустилась на подушку. Она подняла на меня лицо, на котором пронзительно выделялись тёмно-карие глаза, — и мир схлопнулся.

А точнее мой мозг от осознания увиденного.

Передо мной сидела Тинг Моу.

Или Юймин.

Да как такое возможно? Сначала её убийство в Равенхилле, потом фотография на чердаке, а теперь ещё и это — появление в другой реальности? Она что, тоже бессмертная? Или у неё свои танцы с бубном и магией? Какого Гуя мисс Мультивселенная решила столкнуть меня из всех возможных миров именно с Тинг? Не скажу, что не была рада её видеть, но смирение так быстро не отбросишь в сторону: оно въелось под корку мозга, прижилось там и не собиралось уходить. Я считала Тинг умершей, я считала её никак не относящейся к приёмной семье, я считала её даже не подругой — просто человеком, с которым хорошо поговорить о родном.

Она должна быть мертва.

Так почему это не так? Почему она вновь влезла в мою жизнь? Ведь именно с Тинг всё началось...

— Так ты жива?

Слабый кивок головы.

— А я видела твой труп, между прочим, — несколько секунд общего молчания. — Не хочешь что-нибудь объяснить?

Бесит.

Бесят непонятные правила Рэбэнуса. Бесят неожиданные открытия. Бесит бессилие, непостоянство и происходящее безумие.

Всё бесит.

Сколько можно надо мной издеваться? Сколько ещё тайн впереди откроется с совершенно неожиданной стороны? Да, я сама всё затеяла, сама клюнула на крючок, сама жаждала узнать секреты — но я никак не предполагала, что всё зайдёт насколько далеко. Настолько, что я сейчас чёрт пойми где, непонятно зачем и в невероятно большой опасности. Жжение отпечатка на груди возникло одновременно с желанием закурить: я не имела зависимости, но стресс давал о себе знать.