Ингелео сморщился от противной сцены, развернувшейся у него на глазах. Ему казалось, что его лицо свело от неприязни и брюзгливости, испытанной в момент, когда у сокурсницы началась паническая атака. Вместе с тем он был уверен в том, что недалёкие студенты даже и не поняли, что произошло, ведь всё выглядело так, будто Лания просто не удержала цветок и испугавшись, села собирать осколки, лица то её никто не видел. Стрельнув глазами в сторону выхода, Элисар заметил, как недавно подслушивающая в библиотеке подружка Калесы, наблюдала за опустевшим выходом, куда унеслись обе академки.

Махнув на всё рукой, он продолжил оживлять растение, изредка поглядывая на время. Так как эта пара была последней для него, то он старался прикинуть, во сколько ему выходить, чтобы успеть в соседний сайд на подработку.

Многие академцы знали о том, что Элисары далеки от бедности, однако лишь круг общения парня, а это — Эльтен и Люксальта, в курсе, что у Ингелео проблемы с отцом и он старательно скапливает деньги, чтобы иметь возможность переехать и жить отдельно. Причинами он не делился даже со своей «свитой», ведь его дела не должны касаться других, как и его проблемы. Отношения с отцом у смутьяна холодны, как лёд и это устраивало обоих, ведь друг другом они старались не контактировать и вовсе.

Хоть работа в таберне и не прельщала, он тем не менее исправно приходил к началу смены и отрабатывал, а иногда к нему заходили Люксальта и Эльтен, и проводили с другом время. Пока эти двое оставались рядом с ним, ему всё по плечу, что отец, что мерзкие сальные мужики, приходящие выпить по вечерам, что раздражающие взгляды от захаживающих девиц.

— Возвращаемся к работе, нечего болтовню разводить, — пресёк перешёптывания профессор, проходя мимо Ингелео. — Мистер Элисар, будет счастье тем, кому не придётся сталкиваться с вашими навыками медика. — Мужичок ростом ниже студента, задрал голову и пошёл дальше, оглядываясь с жалостью на почерневший стебель и листья цветка.

— Ага и счастье тем, кому не суждено стать вашей благоверной, — пробурчал смутьян, уверенный, что преподаватель его расслышал.

С этим профессором отношения никак не клеились с первого года, Ингелео чувствовал некую предвзятость от него и со временем стал отвечать тем же. Уж больно много на себя брал этот мужичок, как часто его называл сам смутьян — боровичок.

В кабинет впорхнула Люксальта и поспешила вернуться к своему месту. Судя по спокойному лицу, подружку она таки передала кому надо и вернулась. Оглядывая проект, академка подхватила в руку бутылёк с переливающейся зелёной жидкостью и приготовилась продолжить работу.

— И что ты с ней носишься? — недовольно прошептал Ингелео, чуть придвинувшись к напарнице. — Она бы уже сдохла давно за стенами академии, если не от тёмной твари, так от своего братца. Беспомощная тупица.

Контрайн повернула к нему голову и презрительно покачала головой, спина её выпрямилась, точно натянувшаяся струна. Почувствовав на себе испепеляющий взгляд, Элисар побоялся повернуться и случайно встретиться с ней глазами, а потому очень упорно делал вид, что старался оживить практически зачахший насмерть цветок.

— И чего ты только взъелся на неё? У Лании тяжёлые психологические проблемы из-за её неадекватного брата, а тебе бы только осуждать всех без разбору. — Она смерила друга укорительным взглядом, прежде чем продолжить работу.

— А мне кажется, что ей просто нравится строить из себя жертву и получать поддержку. — Пожал плечами Ингелео. — Придурошный, кажется, называл это синдромом жертвы.

— Все то у тебя придорушные и слабаки, — фыркнула Люксальта, сморщив аккуратный нос.

— Не правда, не все. Ты и Эльтен не относитесь к этим типам.

— Ещё бы ты нас относил к ним.

Контрайн задумалась, застыв с открытой колбой над грязно-голубого цвета бутоном плотоядного растения. В отличие от второкурсников, четвёртому курсу необходимо оживить плотоядные цветы и восстановить их активность, что задачей являлось гораздо более тяжёлой. Она повернулась к Элисару:

— А я вот думаю, что во всех этих людях ты видишь не просто слабость, а собственные черты. Ты просто ненавидишь в них отражение себя самого.

Ингелео замер на мгновение, почувствовав больной укол, пронзивший бок, точно удар. Стараясь не падать лицом в грязь, он принял безучастное выражение лица и ответил:

— Думаешь много.

Академия кувелов,столовая

Длинные столы постепенно начали заполняться студентами, спешащими набить пустые желудки. Из-за разгуливающейся погоды, некоторые учащиеся уходили обедать на свежем воздухе, где так же с наступлением спиритуры выставляли столики, но в отличии от основного помещения в здании — снаружи значительно меньше места, да и предназначение у этого участка являлось не только для поглощения пищи. Многие академцы любили заниматься в тёплую пору на улице, а не в душной библиотеке.