— Позволить ли тебе остаться в трусиках?

— А ты хочешь, чтобы я сняла их?

Брось мне вызов. Я смотрю на нее, желая, чтобы у нее хватило гребаного мужества.

Но вместо этого Клэй глубоко вдыхает.

— Твой брат… — произносит она. — Он смотрел на меня на днях, когда подвозил тебя, не так ли?

Я сжимаю челюсть.

— Я была не против. Хочешь сфотографировать меня для него? — Она цокает. — Ох, уж эти Джэгеры… Определенно не из тех, за кого выходят замуж, но именно это и вызывает желание.

О чем она, черт возьми, говорит?

— Есть что-то горячее в том, что тебя используют для чего-то очень приятного?

Я изучаю ее, ожидая чертова смысла.

— Но не Айрон отвечает за семью. А Мэйкон, да? — уточняет Клэй и смотрит на меня. — Твой старший брат?

Я чуть не прыскаю со смеха. Связь с Мэйконом потребует гораздо большего, чем у нее есть.

Ее взгляд опускается вниз по моим ногам, а затем возвращается к моим трусикам и груди.

— Что бы ты сделала, если бы я однажды утром вышла из его комнаты? — Она почти шепчет. — Ты бы рассердилась? Предостерегла бы его от меня?

Ее мокрые волосы прилипают к плечам, мягкие губы и сияющая кожа намного красивее без макияжа.

И образ ее, крадущейся из комнаты моего брата в полотенце, после того как она побывала в его постели, поражает меня настолько, что я отвожу взгляд.

— Или ты бы предпочла, чтобы вместо этого я пришла в твою комнату? — бормочет Клэй.

Моя грудь немного сжимается: образ Клэй, уютно устроившейся на моих простынях, непрошено проникает в мысли.

Пристально смотрю на нее.

— Я бы пожелала тебе всего хорошего, — спокойно говорю ей. — У меня есть лишние братья, и, похоже, тебе нужен один.

Гнев пылает у нее в глазах, а грудь внезапно поднимается и опускается от тяжелого дыхания.

Возьми от меня то, что хочешь, и сделай это в ближайшие три месяца, сучка.

Клэй стягивает мои трусики с ног, и я чувствую, с какой силой она делает это за считанные мгновения.

Я задыхаюсь и уже собираюсь прикрыться, но останавливаюсь, умоляя ее напомнить мне о том, как ненавижу ее и эту школу и что мне нужно поскорее убираться отсюда. Пусть она давит на меня, пока я не убегу за границу штата.

— О, восхитительно, — воркует она.

Слезы застревают у меня в горле. Чувствую, как они подступают к глазам, когда маркер вонзается в мою кожу. Я смотрю куда угодно, только не на нее.

— Всего несколько предложений, — говорит Клэй, написав на мне, — потому что, богатый ты или нет, эти вещи можно исправить.

Она начинает обводить области моего живота, внутреннюю поверхность бедер и делать заметки на моих икрах и пальцах ног.

Клэй слегка толкает меня, пока я, черт возьми, почти не падаю спиной на стол, но я терплю, даже когда желчь поднимается к горлу, и просто умираю от желания выбить ей зубы.

Но ей ничего за это не будет. Как всегда. Вот почему я перестала рассказывать об этом, особенно братьям: их бы арестовали только за то, что они отомстили бы за меня.

Нет. Я сама справлюсь. Когда знаю, что меня могут исключить.

Она пишет под моей задницей: «Несколько приседаний исправят это».

Встав, она поднимает каждую руку, встряхивает ее, чтобы посмотреть, есть ли там жир, а затем обводит маркером проблемные зоны, чтобы я обратила на них внимание.

Клэй отмечает область под пупком и зону бикини, обводит кружком ушки, которые, по ее мнению, находятся у меня на бедрах. Она пишет слова, которые я отказываюсь читать, и со смехом ощупывает меня руками, проводя повсюду и сжимая кожу.

— Я просто не могу смириться с твоим видом, — упрекает она. — Боже, ты же спортсменка. Этому нет оправдания.

Комок размером с мяч для гольфа набухает у меня в горле, растягивая его так болезненно, что я едва сдерживаю слезы.

И по мере того, как усиливается боль, во мне растут злость и желание отомстить.

Продолжай, Клэй. Пожалуйста, продолжай.

Она встает, закрывает свой маркер и смотрит мне прямо в глаза, мы так близко друг к другу.

— Ты должна поблагодарить меня, — шепчет она. — Оправившись после меня, ты получишь все необходимые инструменты, когда оставишь меня.

Я неуверенно смотрю на нее сквозь слезы, застилающие глаза. Оставлю ее?

— Прямо как твоя мама покинула тебя, — продолжает Клэй.

Прошу прощения? Если она думает, что хоть что-то знает о моей матери…

Но она лишь качает головой.

— Триста, верно? Триста Джэгер и ее шесть детей, которых она оставила, когда повесилась в гребаной ванной.

Тяжело выдыхаю и сжимаю зубы. Я не такая, как моя мама. Я не оставляю Клэй. Я нахрен убегаю от нее.

Она отходит назад, кладет маркер на стол и хватает свою сумку, футболку и телефон.