— А что случилось с ребенком?
– на этот раз спрашивает Дик.

Они не собираются сдаваться.

— Я не знаю...

— Чушь собачья!
– огрызается он, прерывая меня.

Поднимаю руки, не желая видеть, как он страдает из-за этого. Из-за того, что я сделал.

— Это сто процентная правда, Дик. Я никогда не спрашивал, ясно? Я был ублюдком и никогда не интересовался, что случилось с ней или ребенком. А она никогда не предлагала никакой информации. Черт, насколько мы знаем, он принадлежал Дэвиду. Я так и не смог спросить, как долго они с Илаем трахались.
– Он вздрагивает. — Извини, - бормочу я.

Остин фыркает, глядя в пол. Ее водянистые глаза не могут встретиться с моими.

Я ненавижу это выражение лица. Слишком много людей заставляли ее чувствовать себя так - обиженной. Преданной. Я люблю, когда она поднимает подбородок. Когда она смотрит мне в лицо и бросает вызов.

Остин испускает долгий вздох, а Дик просто стоит на месте. Не говоря ни слова, она поворачивается и идет вверх по лестнице на чердак.

— Остин..., - окликаю я ее, но Дик снова прерывает меня.

— Почему ты мне не сказал?

Как я должен был объяснить своему лучшему другу, что другой наш лучший друг трахает девушку, в которую он влюблен, и она беременна? Возможно, от ребенка его лучшего друга?

— Потому что я знал, что ты любишь ее. То, что она была с Илаем и участвовала в аварии... это было слишком. Я не говорил ей, что нужно бежать просто так, чтобы через несколько месяцев оказаться втянутой в это.

— Вот почему она была так расстроена.
– Он вздохнул. — В тот день ты прогулял школу, прочитав письма, которые мы нашли на ноутбуке Джерролда. Остин остановила меня в коридоре школы и потребовала сказать, где ты был. Позже в тот день Бекки продолжала звонить ей. Когда она не отвечала, Бекки спросила, что мне известно. Я сказал ей, что мы нашли доказательства того, что ты не виноват в аварии. Брюс заплатил, чтобы убить тебя.
– Он покачал головой. — Она начала рыдать. Я подумал... Я просто подумал, что ей было стыдно за то, что она обвинила вас, как это сделали все остальные жители этого города.
– Его голубые глаза встречаются с моими. — Она не должна была позволять тебе брать на себя вину.

— Она была напугана. В ужасе. Может, я и был чертовски бессердечным ублюдком, но бедняжка не выдержала бы такого давления. Она не была акулой. И я не собирался позволить этому городу затащить ее на глубину и утопить.

После катастрофы подростки боялись меня. Их родители ненавидели. Все они хотели посадить меня в тюрьму. Я ни разу не возразил. Мой отец решил меня вытащить. Никогда не просил его о помощи. Я бы принял любое наказание, которое, по мнению суда, заслуживал в то время. То, что это был не несчастный случай, не означает, что я не виноват. Они все погибли по моей вине.

— Теперь ты защищаешь ее?
– спросил он, изогнув бровь.

Я развожу руки в стороны.

— Что ты хочешь от меня, Дик? Я не знал, что с нами будет. Просто сказал ей идти, и она пошла. У меня пропали три друга. Их не было в машине. Мы оба были в крови. Ей было больно, она рыдала, сидя посреди дороги.
– Он вздрагивает от моих слов. — Я бы справился со всем, что они собирались на меня вывалить. Она бы не справилась.
– Я перевел дыхание. — Сказал ей, когда мы пошли к Брюсу, чтобы забрать записи, которые были у Остин, что нам нужно признаться. Это было время. Она снова запаниковала. Сказала, что ты никогда не сможешь ее простить.

Он встает и поворачивается к двери.

— Дик...?

Он игнорирует меня, уходит и захлопывает дверь.

Я поднимаюсь на чердак. Сейчас середина гребаного дня, и я нахожу Остин лежащей в постели, уставившись в потолок. Ее одежда на полу. Я сажусь на край, спиной к ней.

— И долго ты еще будешь на меня злиться?
– Ненавидеть! Мы, наконец, добрались до хорошего места, а теперь вернулись к исходной точке. Коул Рейнольдс - гребаный ублюдок, каким и является.

Я поворачиваюсь, чтобы увидеть ее лицо.

Она сидит, ее зеленые глаза смягчились.

— Я не злюсь на тебя, Коул. Я злюсь на всех остальных в этом городе, кто отвернулся от тебя.

— Это не их вина.

Она кладет руку мне на плечо.

— И не твоя тоже.

— Остин...

— Нет, Коул. Что бы ни хотел сказать, ты можешь это забыть.
– Она поднимает руку и прижимается к моему лицу. — Я не думаю о тебе хуже.

Моя челюсть сжалась.

— Я шантажировал ее, чтобы она стала твоим другом. Твоим единственным другом в этом городе.
– Я не позволял никому подходить к ней слишком близко. Держал ее на очень коротком поводке. — Мы оба мошенники!

Она слабо улыбнулась.

— Я не злюсь ни на тебя, ни на Бекки. Мне жаль вас.

Я отстраняюсь от нее.

— Ты не должна меня жалеть. Ты должна меня ненавидеть!

Слезы наворачиваются на ее зеленые глаза.

— Почему ты так поступаешь с собой?
– спрашивает она. Я не отвечаю. — Когда же простишь себя и будешь жить дальше?

— Жить дальше?
– спрашиваю я, задыхаясь. — Мои друзья мертвы...

— Они не вернутся, Коул.
– Она мягко прерывает меня. — Мне очень жаль, что их больше нет. Но как ты можешь ожидать, что кто-то простит тебя, если не можешь простить даже себя?