В спальню вошли портниха с ещё одной девушкой. Они, к слову, тоже были с покрытыми головами. Для меня это не было проблемой, более того — мне казалась эта традиция в чём-то правильной и целомудренной, пусть я с удовольствием и красовалась распущенными волосами до пояса, юбками повыше колена и голыми плечами. Что ж, двадцать семь лет — подходящий возраст, чтобы оставлять какие-то юношеские повадки в прошлом.

С Маликом — братом Набиля, нас представили друг другу. Он был чуть пониже старшего, чуть поплотнее, в общем, не такой красавец, так что я в этой семье забрала лучшее. Мы все прошли в комнату, где пол был устлан коврами и подушками. Опустились на них. Набиль не сводил с меня восхищённого взгляда. Я и сама отметила в зеркале, что выгляжу великолепно, прекраснее, чем Хюррем в «Великолепном веке». Да и он — мой теперь уже муж — превосходно смотрелся в своей традиционной одежде.

Мне разрешили произносить брачные клятвы на французском. Набиль переводил их мне, и я повторяла. Никаких обрядовых благовоний, горящих свечей, размахиваний руками. Настолько ничего не происходило, что я немного разочаровалась в произведённой церемонии. И это всё? Мы просто выслушали имама, кое-что повторяя за ним? А в какой момент Бог послал своё благословение и скрепил навсегда наши души? Я, естественно, не могла задать всех этих вопросов прямо в процессе, боясь нарушить ритуал и сделать его… недействительным? Если что-то пойдёт не так — всё придётся переделывать?

Набиль протянул мне открывающийся футляр, внутри которого лежали золотые цепочки, кольца, серьги, браслеты, так что от них слепило глаза.

— Что это? — удивилась я.

— Махр, — объяснил он, — дар мужчины своей жене. Обязательная часть брака.

— О! — немного подуспокоилась я, решив, что подарки в качестве пункта венчания не самая плохая замена длительным православным традициям. Здесь мужчина наглядно демонстрирует свою способность содержать семью, и у тех, кто не имеет достаточно денег, супруги может не быть. В восточных странах считается нормальным требовать от ухажёра состоятельности и обеспеченности, а у нас в России сразу назовут меркантильной или проституткой, которая не хочет «просто по любви». Любовь — это прекрасно, и её хотят все, но почему должны любить лентяев, лежебок, дураков, не способных устроиться на нормальную работу, алкашей, которые теряют её из-за запоев?

— Имам объявил нас мужем и женой, — улыбнулся Набиль. По мне прошлась тёплая, щекочущая волна. Мы посмотрели друг на друга по-новому, понимая, что теперь между нами не стоит никаких преград, и всё дозволено нам, всё доступно. Разве не хотела я его так же, как и он меня? Но принципы и понимание, что я хочу чего-то большего, помогли мне удержаться и не сдаться раньше.

— Поздравляю, — сказал Малик. — Элен, теперь ты моя сестра?

— Видимо… — поднявшись вслед за Набилем, я ждала дальнейших указаний. Он расправил свою джеллабу и пригласил рукой вперёд:

— Отметим! Нужно поужинать, — но, прежде чем пойти, он стал благодарить по-арабски имама, пожал ему ладонь и проводил немного к выходу, где того перехватил Мустафа.

— Не удивлён, что брат потерял голову, — развеял молчание Малик, — ты очень красивая, Элен.

— Спасибо. А ты… женат?

— Нет. Пока ещё — нет, — он подмигнул, — если бы встретил тебя раньше Набиля, возможно, тоже бы женился?

Я смущённо засмеялась:

— Если бы у тебя хватило такой же настойчивости!

— О, это верно, брат пошёл в отца, в отличие от меня, — не самое лучше сравнение, если верить слухам, но я постаралась принять это за комплимент, — никогда не перед чем не сдаётся и берёт всё, что захотел.

Набиль вернулся к нам. Я ждала, что он возьмёт меня за руку, даже жест по направлению к нему сделала, но он не взял. Вообще, я заметила, при других мужчинах он весь сковывался и не делал того, что свободно позволял себе во Франции.

Мы сели за стол, и братья налили себе немного красного вина.

— Я думала, что вы не пьёте, — для меня это не то, чтобы открытием стало, просто Набиль не пил при мне до этого, и я приняла за данность, что он воздерживается так же, как и я.

— В такой день можно, — улыбнулся мой… муж. Предстоит привыкнуть называть его так! — Ты не будешь?

— Нет-нет, я не буду всё равно, — щеки невольно покраснели. И от предвкушения предстоящего, и от только что пережитого. — А как «муж» будет по-арабски?

— Сайид, — бросил Малик и засмеялся. Набиль хохотнул и, покачав головой, ответил:

— Завж.

— Почему вы засмеялись? Что такое «сайид»?

— Малик предложил тебе называть меня «повелитель».

— А что? — пожал плечами тот. — У нас нередко так обращаются к главам семьи. И жёны в том числе.

— Не пугайте меня, во Франции Набиль вёл себя по-европейски, не станет же он меня тут переучивать и закабалять?

Мы с ним встретились глазами. Он красиво повёл бровью, отпив вино:

— А ты будешь против?

— Ну… смотря на сколько далеко это зайдёт, — игриво парировала я.